За окном — жестяной дребезг капель по подоконнику, из щелей в раме тянет сырым сквозняком. Язычок огня суетится за стеклом керосиновой лампы, гоняя тени по углам когда-то очень давно побеленной комнатенки.
На столе чернеет боками плохо почищенный чайник, стоят две разномастные чашки, на одной — рождественский сюжет с тройками, медведем и гуляющей розовощекой публикой, на другой — ангел, протягивающий воину конверт с письмом из дома. Александра пытается разломить трофейный шоколад — не получается. Гуляков забирает у нее плитку, кладет на забинтованную левую ладонь и бьет по ней ребром правой. Коричневые кусочки веером разлетаются по столу, катятся по полу. Женщина смеется:
— Александр Иванович, вы что-нибудь можете не в полную силу? У меня вот все руки в синяках теперь. Волокли меня по полю, как пасечник колоду. Немцы из-за этого меня, наверное, пожалели, потому и не попали ни разу.
— Виноват, исправлюсь. Дам из-под огня буду впредь тащить по возможности куртуазно и изящно.
— В изяществе есть красота, милая и беззащитная. Сила же бывает грубой и неотесанной, но она тоже красива — точкой опоры, надежностью. Хотя бывает, что и с горчинкой она, и молчалива. Ну и пусть. За мной в университете ухаживал очень приличный юноша, он был прекрасно воспитан, и — ох, как же он развесисто и много говорил о любви, совершал разные куртуазные глупости, что так нравятся дамам, наподобие бросания букета роз на балкон. И постоянно давал понять о своих неземных чувствах, полагая, что кашу маслом невозможно испортить. Я таяла, конечно. Но однажды все это великолепие разбилось о прозу жизни, когда мне понадобилось его плечо, а не язык, а он решил что это слишком опасно, хлопотно и невыгодно для него. Но — да ладно, не хочу об этом, все быльем поросло…
Гуляков хрумкает шоколадкой и, словно застеснявшись этого, сообщает:
— У моего отца поговорка была: кстати промолчишь — что большое слово скажешь…
Александра подходит к окну и, глядя на дождливую вечернюю улицу, тихо говорит:
— Ротмистр, вы мне напоминаете «Демона» Врубеля. Вас словно из камня кувалдой и долотом выдолбили, а отшлифовать забыли. Спирта хотите? Александр… Иванович…
Гуляков, не понимая, что делает — настолько это неожиданно для него самого — подходит к ней сзади и плотно прижимает женщину к себе, медленно проводя забинтованными ладонями от талии к груди.