Колонна подходит к зданию, на фасаде которого багровеет плакат: «Не о рае Христовом ору я вам». Маяковский, «Мистерия-Буфф». Постановка Мейерхольда». Молодые люди гуськом тянутся в двери. Задние все еще оборачиваются на подозрительного офицера, переговариваясь между собой на тему о том, что до начала времени мало, а то хорошо бы пощупать эту контру за колючки.
Гуляков, умудрившийся одной рукой раскрыть портсигар и сунуть папиросу в рот, интересуется у деда:
— Кто такие были?
Мужик нещадно стегает лошаденку, заставляя ее ускориться и свернуть в ближайший переулок:
— Да это бесы…
К розвальням подскакивает беспризорник и бежит рядом:
— Военный, дай дерево, ты ж убитый будешь.
— А тебе оно зачем, обормот?
— Буржуям продам, булку куплю.
Возница все еще озирается, загнав лошадь в какие-то совсем уж кривые переулки возле Моховой:
— Ты, мил человек, видать, приезжий. Так вот, как увидишь таких с песнями — сразу ныкайся куда-нибудь. Это ж юная гвардия. Под Рождество шабаш устраивали — суд над богами. Чучело Христа спалили…
Оглянувшись по сторонам, дед мелко кресс-тится.
— Меня на Тверской споймали. Заставили грузиться иконами и поповскими книгами. Их они на площади жгли. А мне вместо расчета навешали — мама не горюй, до сих пор кровью мочуся.
— А книги, иконы где берут?
— Дык, грабят ходят всех подряд, кто не нравится. Если ценное что — себе забирают. Серьги у буржуек вместе с ушами дерут. А книги православные с образами припасают для демонстраций. Демоны и есть. При мне две подводы Библий спалили для счастья трудового народа. Неправильно это — Библию жечь: не веришь — не верь, но людям верить не мешай.
Вдруг возница спохватывается:
— А ты-то кто будешь, какого чина, звания?
Гуляков невесело усмехается:
— Не бойся, пока не гвардеец. Хотя, наверное, бес уже тоже…
* * *
Ливень пуль и ощущение, что осколков столько, что они сталкиваются в воздухе, рукопашная, когда вырываешь горло врага голыми руками, а глаза застит чужая кровь, ямы братских могил, заполненные телами боевых друзей — все это сейчас, у порога дома Александры, кажется Гулякову несущественным нервным напряжением, проходящим от одной папиросы. Одного из лучших офицеров армии Российской империи, кавалера множества боевых орденов, не то что смотревшего в глаза смерти, а многократно обнимавшегося с нею, у дверей квартиры жены трясло как юнкера, впервые услышавшего выстрел пушки за семь верст.
Ждала ли? Верила ли, что он пройдет к этой встрече через то, что пройти нормальному человеку нереально? Что смерть сделает исключение из правил и отпустит его? Насколько выросла дочка? На все вопросы сейчас будет ответ…