Смотрю на людей. Много ли им еще жить? Вот этой старухе — неуклюже ступает, будто только учится ходить, — ей уж подошло время, а вот тянет в обеих руках по сумке с провизией — и снова в очередь. А пьяница с глазами-помидорами, доживет ли до завтрашнего утра? Шаток он, а внутренне как-то неподвижен, будто мертвый. Мальчик моих лет, болезненный. Лицо — аквариум его нездоровья. Глаза печальны, и в них отмечен весь его недолгий срок. Встречает же он взглядом свои глаза в зеркале, и что ж тогда его этюдник? Спасет от смерти?
Сплю буквально целыми днями. Будто десять лет назад, когда никуда было не нужно и я мог, не вылезая из постели, проводить в ней все время: поел — и в постель, на горшок — и в постель. Никуда просто не тянет. Любое желание возбуждает мысль, и вновь передо мной беды и болезни. Весь мир оказывается настолько ненадежным, а все живое — беспомощным и хрупким, что жалко всех: и маму, и бабушку, и Крысу даже, а уж себя-то и подавно, а также: газетную киоскершу, жертв фашизма, бездомных кошек, Тутанхамона — всех. Все обиды, нанесенные мной миру, и возможные, пока не совершенные, являются мне — каюсь! Не искупить грехов, не оправдать себя ничем-ничем — что ж, умереть? Чтоб простили меня все, чтоб отпустило мне грехи все сущее — умереть? Но стоит ли? — думаю вдруг. Может быть, обиды мои обратились кому-то испытанием? Жизнь есть жизнь — решаю — и снова валюсь спать.
— Ты проспишь всю жизнь, — доносится мамин голос.
— Ну и что? — я, из-под одеяла. — Тебе-то что? Моя жизнь.
— Ты слишком много лежишь. У тебя испортится сердце.
— А зачем мне здоровье?.. — раскрываю злое лицо. — Я сплю и вижу сны. А что мне делать? Я знаю, что все мы — умрем, жизнь же наша — бессмысленна. Никто, никто не решился сказать, что жизнь имеет смысл. Да и как может иметь смысл жизнь, если она кончается смертью?!
Говорить больше не могу. Тону в отчаянии. Заворачиваюсь в одеяло. Скорее, сны, скорее! Явитесь ко мне, уведите в неведомые миры превращений и предзнаменований, абсурда и мудрости. Вот, скоро! И я перемещаюсь уже из принадлежности самому себе в другое измерение, где все, кого узнаю в снах, подвластны оказываются таинственным силам сновидений.
Замок на входной двери сломался. Мама просит дядю Леву присмотреть в магазине новый. Вечером дядька приносит. Зовут Кирьяныча. Дверь целый день не запиралась, а значит, войти мог кто угодно. Это что же такое? Любой вор, убийца мог попасть к нам и натворить все что вздумается. «Золотые Руки» ставит замок долго, но все же ставит и, захрустев вознаграждением, шаркает по лестнице. Замок оказывается неудачным. Он закрывается, но, стоит подергать за ручку двери, отпирается Это пугает меня. Что теперь делать? У Крыс комната надежна, как сейф. А мы? Меня преследует сон о замке. Я подхожу к двери. Запираю. Но что толку? Даже если никто не догадается, а наугад потянет дверь — все! Она распахнется. И слышу топтание у нашей двери. Дыхание. А вот трясет кто-то дверь. Конец!