— Налево, — произношу я-1. — Я в ванную.
— Я тоже, — присоединяюсь я.
Забавно созерцать себя со стороны — наблюдаю, как раздевается я-1. И тут до меня доходит: ведь я-1 — мальчишка. Сколько ему — лет пятнадцать? Он вдруг кажется мне неимоверно несчастным. Жажда утешить ребенка столь велика, что я приближаюсь, но вдруг иное захватывает меня, и я:
— А как это случилось?
— Ты все испортил, — отмахиваюсь от него. Я-1 пытаюсь открыть душ, но под рукой оказывается что-то иное, из иного мира и иной ситуации. Я-1 перевожу взгляд, уже вспомнив: это — занемелая рука покойника. Она желта и скрючена, как лапка дохлой курицы.
— В чем же моя вина? — недоумеваю я. — Ты сам открыл. — Но тут же ловлю себя на том, что, в общем-то, не в состоянии сообразить, где же я? Но наибольшая тревога за я-1, с ним-то что? Неужели все так, как мне почудилось? Как же спасти его? Я беру его за плечи, я шепчу:
— Неужели ты не можешь остаться? Неужели нельзя жить нам двоим?! — кричу я.
— Ты не понял? — шепчу я-1, коченея. Я-1 плачу. Руки, мои юные руки, мне не шевельнуть ими, они — мертвы, мне уже ничего не сказать ему, он так и не поймет. Так и не...
«Заблудиться нужно уметь, это — дар», — утешаю себя, все глубже забираясь по смутно-знакомым лестницам на этажи, по ним сквозь двери, по коридорам — в неведомые кущи вуза, как вдруг, словно пробуждение, — белый мрамор, зеркала — да-да! и белый рояль.
— Ты где? — простирает руки жена, чувствуя меня, незримого. — Чем все кончилось?..
Из залы попадаю на лестничную площадку, спускаюсь по ступенькам, похлопывая черные с золотом перила.
— У тебя сколько людей? — спрашивает спина (я — сзади).
— Моих — восемьдесят, — голосе из помещения. В нем свет, и дым вуалью стелется наружу. Мощное лицо оборачивается. Мелкие глазки помаргивают. Комсомольский значок. Молчание. — Ну так что? — из никотиновой пелены. — На повестке вопрос с пилотками.
— Сейчас, — производит шаг ко мне незнакомец.
Ударить или убежать? Последнее не от испуга, а от нежелания нарушать сюжет, навязанный не мною.
— Вам кого? — Это ко мне, и новый шаг. Физиономия благополучна, как мичуринская антоновка в корзине, — помню со школы: ботаничка трясла невесомый (давала подержать) муляж, повторяя несколько удивленно: «Полтора килограмма».
— Я за документами, — я, не колеблясь.
— Вам завизировать? — Секретарь щелкает, словно кнопочным ножом, авторучкой.
— Модест, что там? — В проеме организуется набросок, и вот уже композиция из двух фигур: близкий к квадрату с фруктами на плечах тощий, словно выдавленный из тюбика, возникший.