Дядя Нолли — охотник, говорит мама. Собака ему необходима. А что она у нас? Охотничья порода. Ей лес необходим. Погоня. Мы ее погубим. И завершая разговор: «Не плачьте. Осенью я куплю щенка».
Родственники уезжают, а с ними отбудет наша Джипка. Устраивается прощание. Нам дано по шоколадной конфетке, чтобы угостить собаку. Она слопала сладкое и с готовностью засеменила за дядькой. «Видите, как она чувствует охотника?!» — гладит нас по головам мама.
Меня с Катей дядя Нолли взял к себе погостить. Там, убедившись, до чего вольготно Джипке в настоящем лесу, я пойму, что огорчаться не надо. Собаке же хорошо!
Ехать оказалось очень долго. Состав тянул паровоз. Дом недостроен, но дядя Нолли уже может назвать его своим. На ужин ели кашу. Все из одной миски. Пили молоко. Все это мне понравилось. А когда я по привычке стал тискать собаку, дядя Нолли улыбнулся: «Ну-ка, перестань! Не дома! Джиппи теперь — наша!» То, как он произнес «Джиппи», как-то ужасно унизило это имя. И всех нас.
Спали на полу. На тюфяках. Ночью и под утро, чтобы сориентироваться во времени, Лева зажигал «китайский» фонарик и, направив струю на ходики, прилепившиеся к стене, щурился.
Наша любимица Вероника — короткошерстная, серо-бурая, с внимательными огуречными глазами. Мы подносим кошке корочки от колбасы, сыра, молоко в блюдце, таскаем животное на руках, тискаем, чешем, мнем, мучаем для полного взаимопонимания. Услыхав от хозяйки слово «молодуха», решаем, что это самое необходимое, единственное прозвище для Вероники, но, чтобы не лишать зверя законного, данного владелицей имени, кличем ее Вероникой-Молодухой.
Мы обожаем залезать в подпол. Высота подполья невелика — на четвереньки не встанешь. Ползком постигаем расстояние от крыльца до камня фундамента. Свет давлением своим сквозь щели пола разгородил пространство дымчатыми полосами, в которых бесятся кристаллики пыли, опустив на землю солнечные куличики. Лаз — под крыльцом.
Разные предметы скопились под полом. Иные обретают некоторую странность от нахождения здесь: графин, волчок. Калоша. Главным экспонатом подполья мы признали каску, в какой-то рейд обнаруженную. Пулей пробитая, она донесла до нас свою историю. В ней же сидела голова. Большая голова взрослого человека. И вот кто-то, изготовившись, сделал «кых», и «пулька» клюнула в каску.
Совершая очередное проползание через подпольные владения, я замер. Перед носом моим лежала Вероника-Молодуха. Вытянув лапы, напружинившись, кошка заиндевела. Я подполз к ее морде. Неподвижные глаза, будто две заледеневшие лужицы, никуда не смотрели. Я вспомнил, что Ольга Андреевна уже несколько дней поносит загулявшую Веронику, а она здесь, наша любимица. Но она ли? Передо мной камень холодный, а не теплая, мягкая зверушка. Где же та игрунья и забияка, где озорница и хищница, наставница Джипки и кур? Сжав полосатый хвост, я повлек труп за собой, а выползши из-под крыльца, взорвался на пороге: «Тата! Молодуха сдохла!» Труп раскачивался в моей руке. Посмотрев на него, я стал крутить труп, и сам крутился вместе с ним. Смеялся. Тетя Соня, расщепив двумя корягами руки, меня ловила. Поймав, изъяла труп, швырнула в огород и долго, до боли, терла мне руки пемзой. Мылила пемзу и терла руки.