Я еду по ветке Пиккадилли на станцию Холлоуэй-роуд и иду в «Вэйтроуз». Обычно покупкой продуктов занимается Карл: он, как профессионал, проходит по рядам, минимизируя расстояние между приправами и хлопьями благодаря тщательно составленному списку. У меня уходит на это в три раза больше времени, чем у него. Сначала я иду в мясной отдел и смотрю на разные вырезки. Сочащаяся кровь напоминает мне об обеде с Мадлен. Однако блюдо все же было вкусным, поэтому оно служит мне вдохновением. Выбираю два уже упакованных стейка и бреду обратно в овощной отдел, чтобы купить спаржу и клубнику. К черту сезонные продукты, будет вкусно. Возвращаюсь в проход с холодильниками за замороженной картошкой и не могу вспомнить, есть ли в доме майонез, поэтому беру и его. Наконец я снова возвращаюсь к холодильникам за шоколадным муссом. Вряд ли Патрик захочет, чтобы я приготовила ему и пудинг.
– Не стоило так утруждаться, – говорит Патрик, как только я открываю дверь.
– Я и не утруждалась.
– Ну конечно. – Но он смеется, а потом наклоняется вперед и целует меня.
После прошлых выходных я не стала заморачиваться и наряжаться. Это контрпродуктивно. В студенческие годы я занималась лучшим сексом не когда красиво одевалась, а когда, наоборот, забивала на внешний вид и не брила ноги. Стоило помнить об этом, прежде чем впихивать свои формы в платье, к которому так пренебрежительно отнесся Карл. Поэтому я в спортивных штанах и старой футболке, без лифчика, плечи открыты. Честно говоря, я потратила некоторое время на лицо, улучшая здоровое свечение кожи без макияжа, то есть воспользовавшись большей частью своей косметики.
Патрик толкает меня в открытую дверь и плотно закрывает ее за собой. Тянет за воротник моей футболки и рвет ее по швам. Обрывки летят на пол. Потом он разворачивает меня лицом к стене и снимает спортивные штаны. Надавливая одной рукой на мою спину, он расстегивает брюки. Плюет на руку и подготавливает себя, прежде чем войти в меня, игнорируя мой первый крик боли. Через несколько мгновений все кончено. Он выходит, разворачивает меня и целует.
– Думал об этом весь день, – наконец говорит он.
Я все еще не восстановила дыхание и не знаю, что чувствую по поводу произошедшего. Пусть я ничего не говорю, но слишком хорошо осознаю, что мои трусы висят на моих лодыжках. Я надеваю их, затем штаны. Поднимаю остатки футболки, которую уже не спасти.
– Я думала, ты придешь на ужин, – говорю я.
– Так и есть. И на то, что будет потом. И до этого.
– Я пойду надену футболку, – говорю я, отходя назад.
Наступив на что-то острое, поднимаю его: это маленькая деталь лего, которую я упустила при уборке. Смотрю на нее и вспоминаю Тилли. Мне становится неловко играть роль любовницы в доме моей дочери.