Он почти всегда так поступал, от того они не слишком жаловали его.
У когорунского костра тем временем затеялось веселье. Воины привязали к телеге пленника и стреляли в него, стараясь не задеть. Они успели выпить немало, а Огненный Драт не любит хмельных — он отворачивается от них, лишает силы и меткости. Пленный кмелт был так же истыкан стрелами, как и телега, к которой его привязали, и бессильно висел на ремнях. Похоже, он был уже мёртв, но этого никто не заметил. Когорун не принимал участия в забаве, только смотрел, блестя глубоко посаженными глазами. Обе ладони Рунгара лежали на коленях его любимцев, сидевших по бокам от него — Огра и Орта, близнецов-асторгов, которых он когда-то захватил, воспитал и приблизил к себе. Они обожали его так же, как друг друга, а по силе и свирепости не уступали барра, так что никто не посмел бы осудить или высмеять выбор когоруна. Тёмные глаза юношей неотрывно глядели на тело кмелта, свисавшее с телеги. Сольвейн знал: они надеялись, что, вдоволь поразвлёкшись, Рунгар отдаст это тело им. А они уж придумают, как проводить кмелтского пса к его пёсьим богам с почётом, какого заслуживают псы.
Внезапно Рунгар повернул к нему голову. Сольвейн напрягся, но глаз не отвёл. Недолго живёт тот, кто отводит глаза от взгляда когоруна Рунгара.
— Ты долго был в своём шатре, Сольвейн сын Хирсира, — сказал когорун негромко, но несколько голов сразу повернулись к ним. — Опоздал на мой пир и теперь, я вижу, сидишь усталый. Твой молодой кмелт оказался столь ненасытен?
Он явно ждал ответа. Отблески костра плясали в его умащенной благовонными смесями бороде, аккуратно разделённой на две остроконечные половинки, на гладко зачёсанных волосах, подчёркивавших безупречную линию черепа, на лоснящихся мускулистых плечах. Когорун Рунгар был красив, силён и удачлив, его любили женщины и мужчины, и никто во всём племени не знал столько, сколь он, женщин и мужчин. Даже имей Сольвейн такое желание, вряд ли он смог бы удивить или позабавить когоруна рассказом о своих любовных победах.
Но он этого и не хотел.
— Вижу, — проговорил Рунгар после долгого молчания, — зря я назвал тебя сейчас Сольвейном.
Это было как пощёчина. Слушавшие притихли. Близнецы-асторги тревожно переглянулись, хотя ладони когоруна всё так же невозмутимо лежали на их коленях.
— Что толку от тела, которое можно взять только раз, ибо оно не переживёт любви барра? — стараясь сохранять спокойствие, негромко сказал Сольвейн.
Рунгар прищурился. Потом кивнул.
— Ты прав. Пусть его рана затянется. Но после я пожелаю услышать от тебя басню о кмелтском мёде, а иначе, гляди, рассержусь.