Однако — эту мысль Сольвейн гнал от себя, но она возвращалась снова и снова — что если это и вправду его сын?
Огненный Драт ненавидит кровосмешение — это знал каждый барра. Когда-то барра брали в жёны своих сестёр, и кровь барра начала мутиться. Дети рождались хилыми, и всё меньше было сыновей. Тогда люди поняли, что кровосмешение — грех, за которое Драт карает слабым потомством. И перестали брать в жёны сестёр, и кровь барра вновь забила могучим ручьём в жилах новорождённых. С тех пор соитие между родичами, независимо от их пола, стало страшным, несмываемым позором.
У Сольвейна и жены его Хьёдвиг было четверо дочерей и ни одного сына. Первую дочь он, как велел закон, отдал Драту — своими руками отнёс к большой воде и отправил в путь к Огненному Чертогу. Обычно после этого начинали рождаться сыновья. Но Хьёдвиг по-прежнему приносила лишь дочерей, одну за другой каждую зиму. Если Бьёрд — сын ему, Сольвейн возьмёт его в своё племя, назовёт барра, вручит копьё… а если нет…
А если нет?
Он вдруг понял, что уже почти окончательно поверил, будто перед ним — его кровь. Вот отчего так смущали его слова когоруна, вот отчего Сольвейн омыл раны мальчика прежде своих, вот от чего места себе не находил сейчас… Но если не сын он тебе, Сольвейн? Что сделаешь с ним тогда? Пожалеешь ли, что омыл его раны? И что ответишь завтра Рунгару, когда снова спросит?..
Он очнулся и понял, что сидит в поту, тяжело дыша. Сердце колотилось, и член, налитый тяжёлой кровью, плотно прижимался к животу. Так отчего же, отчего ты забрал его себе, Сольвейн, когда увидел его глаза — оттого, что подумал про свою кровь и разделяющие вас восемнадцать зим, или всё-таки оттого, что и ныне, спустя восемнадцать зим, эти глаза лишают тебя рассудка, с чьего бы лица ни глядели они на тебя?..
Сольвейн вскочил и выбежал вон, забыв погасить лучину.
Когорунский пир ещё продолжался, и Сольвейн не без труда разыскал старого Корла. Старый Корл когда-то побывал в плену у кмелтов, год просидел у них в цепях и бежал, убив из них тридцать шесть человек. Он неплохо болтал по-кмелтски. Ныне он меньше воевал и больше советовал, зная кмелтов не много хуже, чем собственное племя; сам когорун, случалось, слушал его. Сейчас Корл грелся у огня, пока молодые барра забавлялись поодаль — под кем-то из них только что умерла рабыня, и теперь его с хохотом охаживали кнутами.
— Корл! — сказал Сольвейн, не садясь. — Как спросить на языке кмелтов: "Ты родом из этих мест?"
Старый Корл вскинул на Сольвейна единственный глаз — другим расплатился за побег из плена. Пошамкал плоскими губами. Сказал: