Когда бричка съехала по крутому спуску на заводской двор, навстречу начальству высыпало с дюжину мастеров, уставщиков, надзирателей. Все как по команде сорвали шапки и с почтительным ужасом на лице смотрели на прибывших. Тихон кинулся к экипажу и, проворно откинув ступеньку, помог выбраться важному гостю в длинном парике.
Фогель вышел с другой стороны брички и зычно объявил:
— К нам пожаловали его превосходительство горный командир действительный статский советник господин Татищев.
Краткое оцепенение заводской верхушки сменилось испуганно-радостной суетой. Кто-то поспешил в цехи, кто-то бросился к лошадям, а Тихон и еще один чисто одетый уставщик, исчезнув на миг, вновь появились с тяжелыми резными стульями в руках. И потом, во все время осмотра завода Татищевым и Фогелем, как тени следовали за ними, успевая подсунуть стулья, едва начальство останавливалось перед каким-нибудь молотом или домной.
В доменном цехе внимание горного командира привлекли несколько бородатых мужиков, бившихся вокруг вагонетки с рудой. Колеса ее соскочили с деревянных рельсов, и теперь рабочие, не совсем сноровисто орудуя вагами, пытались снова поставить вагонетку на колею.
— Эт-то что за неумехи? — строго спросил Татищев.
— Кержаки-с, — из-за спины его незамедлительно возник Тихон. — Недавно только из деревни Терентьевой. Вздумали было по скитам от повинности заводской бегать, да господин управитель...
— Поди! — Фогель раздраженно отодвинул приказчика локтем и быстро заговорил: — Во исполнение указа, позволяющего раскольникам селиться и жить при заводах...
— ...Вы решили их на оные заводы загонять, — усмехнувшись, подхватил Татищев.
— Не по-божески это! — вдруг крикнул пожилой мужик, возившийся у вагонетки.
Татищев раздраженно взглянул на него.
— Начальство перебивать?! Тебя кто спрашивал?
— Дождешься, пока вы спросите, — с ненавистью пробурчал мужик. — Что-то не узнавали у нас, желаем ли мы в заводе селиться.
— Издеваться, сиволапый? О высших государственных интересах печься мы державной властью поставлены, а не о твоих удобствах заботиться!
Горный командир грозно оглядел несколько десятков рабочих и заводских служителей, замерших в разных концах доменного двора. Снова заговорил, чеканя каждое слово, будто зачитывал некий указ:
— Да ведаете ли вы, канальи, какие превеликие стеснения и тяготы нашему воинству выпадают, когда в орудьях и огненном бое нужда учинится?! Нынешней весной под вольным городом Данцигом за одну ночь две тысячи душ под неприятельской картечью да под ядрами полегло.
— Енаралы виноваты, а с нас шкуру драть? — непримиримо уставившись на Татищева, сказал долговязый молодой мужик.