Обратите внимание, мой дорогой Парадиз, я не обещал хранить эту тайну от английской печати. Пишите что хотите. А если вы хотите сохранить тайну, то пускай в статье говорят друг с другом два китайца. Англичане понимают китайские разговоры, когда разговор касается английских выгод.
– Я ухожу, – сказал Парадиз. – Материал, который вы мне дали, интересен. Но, граф, напрасно вы не верите в будущий союз Франции и России. Россия будет другом свободы.
– Прощайте, мой дорогой Парадиз.
Вошел отец Яков.
– Вас господии Сурнин ждет.
– Господин?
– Сурнин Алексей Михайлович, – повторил отец Яков.
– Еще и Михайлович? Позовите Алешу.
Алексей Михайлович, хорошо одетый и спокойный, вошел.
– Ваше сиятельство, – сказал он, поклонившись, – настойчиво прошу о возвращении в Россию.
– Почтеннейший, – сказал граф, – просьба твоя не дельна. Да ты садись.
– Спасибо, ваше сиятельство.
– Друг, – сказал граф, – чем тебе плохо? Жалованья ты получаешь от хозяина своего свыше двухсот гинеев. Никто из инженеров трети того не имеет, уважение, значит, ты видишь от всех полное. О тебе скоро весь Лондон будет говорить. Да ты садись, Алексей Михайлович, что ты у дверей стоишь?
– Спасибо, – сказал Сурнин, садясь.
– Будем говорить откровенно, – сказал граф. – Такие люди, как ты, поддерживают уважение к нашей стране и мне здесь нужны.
– Ваше сиятельство, – ответил Сурнин, – где мне… Суворов наш уважение поддерживает. Я думаю, в Лондоне скоро по-русски научатся говорить.
– Ты куда же торопишься, Алексей Михайлович? Живу же я здесь и домой не прошусь!
– Ваше сиятельство, как полагаю я по чтению газет, великие будут в мире войны, и нужно будет России оружие. А я и Лев Фомич работаем по станкам, значит, нам тоже дело есть.
– Что, и Сабакин пришел? – спросил граф.
– Дожидается, – ответил отец Яков.
– Куда ты, Сурнин, торопишься? – продолжал граф. – Вот небось Леонтьев не просится. Сидит здесь, говорят – за фабрикантову племянницу сватается…
– Яков Леонтьев вашему сиятельству челом бьет и просит слезно, чтобы пустили его в Тулу работать на родном заводе.
– Как думаешь, отец Яков, пустим в Россию Леонтьева? Его голова, его риск, а нам он здесь не нужен.
– Несамостоятельный он, ваше сиятельство, человек: скажет – соврет, вещь возьмет самую нужную – потеряет, да еще нагрубит.
– Мастер хороший Леонтьев Яков, – сказал Сурнин, – дома он нам сгодится.
– Не докучай, сын мой, его сиятельству! – гневно сказал отец Яков. – Не пущу, и просить графа не смей! В России своих бунтовщиков много. Я ему разрешу, а скажут, что это подсыл бунтовского человека. Твой Яков во Франции мотался, Бастилию брал! Нет ему возврата!