У Яана от всего услышанного как-то особенно тяжело заворочались тоскливые думы. Он показался самому себе маленьким и убогим. Ну что у него было в прошлом, что сейчас: вот стоит он у воза вроде чучела горохового — в постолах, в латанных и перелатанных штанах. На шапке одно-единственное ухо болтается, руки грязные, скрюченные от мороза. Да, убог и ничтожен. Ростом не вышел, лицо бородой обросло, голос жидковатый, зубы повыпадали. Пятьдесят годков ему от роду, а лысина во всё темя. Только возле ушей и на затылке кое-какой пушок виднеется.
И что он сделал в родном краю за минувшие тридцать лет? Не жил, а, вернее, перебивался, ни сыт, ни голоден. Возился изо дня в день на хуторе. В уездном городе и то всего трижды побывал! Хуторские постройки, ещё отцовского времени, обветшали и похилились. Несколько мшистых кочек на решетинах — вот и вся соломенная кровля. На лошадь, что рядом понурилась в оглоблях, страшно смотреть — этакое чудо-юдо. Лохматая, шерсть навозом облеплена. Не повидал Яан ни парохода, ни скорого поезда, ни Байкала, ни Урала.
От этих мыслей заколотилось сердце. А когда он ещё раз представил себе медвежью шубу на Кооритсе, золотую нагрудную цепь от часов, перстни на пальцах, золотые зубы… Ну как ему, Яану, подойти к такой глыбе. Он же мелкота, жалкий бедняк. У него и слова-то застрянут в горле!
Плохо было Яану. Всё больше он колебался. Ну вот и пришёл друг детства, пришёл повидаться, а почему-то нерадостно думать о встрече с Кооритсом.
«А может быть, мне совсем не так уж интересно встречаться с ним, — подумал Яан. — Что мне от его россказней. Нет у меня времени слушать про всякие чудеса на белом свете. О них можно и в книжке прочесть, нечего зря об этом болтать».
Тийна ждала у поленницы, гость поджидал в горнице.
«Нет и нет». — Яан разогнал сомнения и снова принялся швырять поленья, как будто ничего не произошло.
— Да иди ты в избу, — звала и недоумевала Тийна.— Господи боже, к тебе же гость издалёка приехал, а ты воз разгружаешь… Будто потом часу не сыщешь. А знаешь, Кооритсова лошадь одним махом шестьдесят вёрст отхватывает.
Яан всё резвей пошвыривал дрова с воза.
— Некогда мне в избе рассиживать! — заскулил он. — Сама посуди, кто нам дрова напасёт, ежели я прохлаждаться буду? Свернёт погода на оттепель, вот и останутся дрова в лесу.
— Да ведь к тебе же в гости друг приехал. За сорок вёрст после тридцати годов-то, а ты…
— Ну и пусть себе едет, — вскинулся Яан, — что ему сорок вёрст? У него, ты сама говорила, сибирская лошадь по шестидесяти вёрст зараз отмахивает. Ей, знать, повсюду путь ровный.