Павел тогда словно онемел, потрясённый встречею с семьёй, а после сказал:
— Ничего. Начнём всё заново.
Жена в ответ опять всплакнула.
— Заживём… да, да… заново…
Он помнил, какой была Кира в первые послевоенные годы. Со дня на день крепла его любовь к ней, любовь, возрождённая после долгой разлуки. Вот она — жена — стоит на пирсе, моложавая, радостная, загорелая, в белом платье. У неё открытые красивые плечи, словно изваянные искусным скульптором. Она прижимает к груди яркий букет. Тогда Павел Иванович чувствовал себя помолодевшим на добрый десяток лет.
На суше рядом с Кирой он не представлял, какую огромную роль играет женщина в жизни моряка.
А когда снова наступал срок и он покидал семью, когда рядом не было Киры, воспоминания о ней постепенно очищались от всего наносного, житейского. В него вселялся морской покой, и в то же время в нём оживала морская тоска по счастью. И она — Кира Андреевна — была для него этим счастьем, светлым, надёжным.
Признаться, в первые годы супружества, в годы медленного продвижения по служебной лестнице ему было по душе, что Кира изменилась: скромная девушка стала волевой и энергичной женщиной. Она привыкла хорошо одеваться, следуя моде, прекрасно обставила квартиру. Ему нравилось, как жена ухаживала за ним во время короткого отдыха перед новым морским походом.
Выходило так, что одновременно с повышением мужа на службе преуспевала в своём личном мирке и Кира Андреевна. У неё появились новые знакомства, новые туалеты, новое отношение к людям, порождённое возросшим самомнением. И всё-таки она — жена и мать — была любима. Даже манера Киры Андреевны ходить с гордо вскинутой головой нравилась мужу.
В начале их совместной брачной жизни Павлу Ивановичу казалось порою, что он обладает какой-то самостоятельностью. Идёт куда хочет и когда хочет. Однако теперь к тем немногим дням, которые он проводил на берегу, можно было отнести излюбленное выражение боцмана:
— Жена, Павел Иваныч, это, скажу я, вроде Северного моря. Волны будто бы и нету, а всё бьёт, любит не отпускает.
И ещё добавлял боцман:
— У нас жёны дома посиживают, нас дожидаются, а глядишь, кабальеро (он подразумевал под этим словом испанцев и португальцев) даже корабли женскими именами крестят: Санта-Мария, Санта-Евгения, Санта-Элиза. Не прожить им без женщин.
Думая о Кире, Павел Иванович не удивлялся, когда молодые моряки приходили просить его:
— Отпустите меня на берег, уйдёт ведь она к другому. Знаю я женскую натуру.
Он понимал это нетерпение молодых, но сделать ничего не мог.
Кое-кто высказывался по-иному: