В то время Я жил с Вики и пытался завязать с виски. Для Молли я ничего сделать не мог. То есть я хочу сказать, она там, я здесь, и черта с два я бы ее оттуда вытащил, даже если бы захотел. Только дело-то все в том, что я не хотел. Ее туда поместили потому, говорили они, что для нее так было лучше. О судьбе как-то никто особенно не распространялся. Процесс шел сам по себе, с судьбой не очень-то не считаясь.
Я ее не навестил — ни разу! Тогда мне казалось, что я просто не выдержу, если увижу ее там. Боже мой, кем я вообще был? Ненадежным другом? Мы ведь с ней разбежались окончательно. Ну и что бы я ей сказал? Прости меня за все, дорогая? Наверно, так бы и сказал. Меня подмывало ей написать, но я не написал. Ни слова. Ну вот сел был я за письмо, и что, что бы я ей сказал? Как там с тобой обращаются, малыш? Мне так жаль, что ты там оказалась, — держись. А помнишь, как нам было хорошо вместе? Помнишь, как счастливы мы были? Мне так жаль, что тебя сюда упекли. Прости, что все так обернулось. Прости, что все рухнуло. Прости меня, Молли. Я не написал. Наверное, мне хотелось забыть о ней, сделать вид, что ее не существует. Молли? Кто такая Молли?
Я бросил жену и стал жить с другой: с Вики. Сейчас я думаю, может, и Вики я тоже потерял. Вот только Вики не поедет в летний лагерь для психически ненормальных. Она девочка крепкая. Она бросила своего бывшего мужа, Джо Крафта, и даже бровью не повела. Не думаю, что это стоило ей хоть одной бессонной ночи.
Вики Крафт-Хьюз. Аманда Портер. Вот, значит, куда завела меня судьба? В дом по соседству на той же самой улице — и жизнь двух женщин пошла кувырком?
Пока я смотрел в окно, свет на кухне у Аманды погас. Кухня тоже исчезла. Теперь свет горит только на веранде. Аманда, наверно, про него забыла. Аманда, ау.
Однажды, когда Молли сидела в психушке и я тоже был не в себе, — чего уж тут скрывать, у меня крыша тоже поехала, — так вот был я как-то вечером у моего друга Альфредо, народ у него там поголовно пил и слушал музыку. Мне уже было наплевать, что со мной. Все, что могло случиться, думал я, уже случилось. Я был подавлен. Я был разбит. Ну так вот, сидел я у Альфредо. Все стены у него в доме были завешаны его картинами с изображением тропических птиц и животных, на полу в комнатах тоже повсюду стояли картины, прислонившись к чему попало — ну, скажем, к ножкам стола, к книжному шкафу, сложенному из досок и кирпичей, картинами была заставлена задняя веранда. Кухня служила ему мастерской, и я сидел за кухонным столом, а передо мной стоял стакан с выпивкой. Окно выходило в переулок, перед ним, немного в стороне, мольберт; с краю на столе лежали мятые тюбики с краской, палитра и несколько кисточек. Чуть поодаль, у стойки, Альфредо наливал себе выпить. Мне нравилось, что у этой кухоньки такой запущенный вид. В гостиной играла музыка, стерео, громкость прибавили, и тут поднялся такой грохот, что и здесь, на кухне, стекла задребезжали в оконных рамах. Вдруг меня начало трясти. Затряслись руки, сперва кисти, потом дошло до плеч. Зубы начали клацать. Я чуть стакан не уронил.