На другой день спозаранку вновь пришел на родной порог — привел молодую жену. Была она тощей, с злыми желтыми глазами и слюнявыми губами. Не показалась она Аграфене Ивановне, но виду не подала, решила терпеть ее. Пригласила жить под свою кровлю.
К вечеру молодые переехали.
Зашла и теща — Настасья Полтева, дородная бабища с бородавкой на щеке, из которой торчал пук рыжих волос.
Она с жадным вниманием оглядывала обстановку, завистливо охала:
- Богачество какое замечательное, посылает же Господь людям!
За ужином много пила и ела. Позже буфетчик Василий недосчитался серебряного прибора. Воеводше стало обидно, но она продолжала терпеть. Лешка обещал остепениться, Варвара — родить Аграфене Ивановне внуков.
В БАНЬКЕ, НА ПОЛОКЕ…
Так прошло некоторое время. Вставали молодые поздно — в отличие от воеводши, которая спозаранку хлопотала по хозяйству. Потом всей семьей пили в саду под яблоней чай с калачами и медом. До обеда ходили по лавкам, покупали материи, ленты, кружева или просто глазели.
После обильного обеда все ложились часа на два спать.
Перед ужином Надюша читала вслух из книг. Особенно нравились стихи Василия Тредиаковского и Михаилы Ломоносова — про любовь.
Все шло мирно до той поры, пока Варвара не подловила своего мужа в баньке с дворовой девкой Авдотьей Ионовой, где они бесстыдно предавались амурным утехам.
Варвара от огорчения чувств упала в обморок, а мать устроила Лешке головомойку. Тот огрызался и куда–то исчез. Явился через два дня раздетый–разутый с фингалом под глазом. Когда мать стала ему выговаривать, отпрыск гордо вскинул голову:
- Ах, маменька, вы изволите меня оскорблять! Я этого терпеть не желаю. Если не дадите мне десять рублев, которые есть мой долг чести, я кое–что сообщу о вас папаше. Ему будет очинно интересно узнать, в какой позитуре я застал в прошлом годе вас с кучером Антипой…
- Чего, идол, несешь? Хоть бы Надюшку постеснялся! Ограбил, непутевый, родительский дом, а теперь изгаляешься… Пошел вон! Эй, люди, гоните прочь этого ирода! Чтоб ноги его тут не было.
Слова говорила гневные, а материнское сердце, \ было полно нежности к непутевому отпрыску.
Прибежали дворовые, подхватили Лешку под локти. Тот не сопротивлялся. Лишь зыркнул на мать дурным глазом и криво ухмыльнулся:
- Напрасно, маманя, вы так! Право, пожалеете…
У ворот столкнулся с Авдотьей. Успел шепнуть:
- Убеги завтра вечером, как мать уснет. На углу в коляске буду ждать.
Авдотья лишь жарко пожала его потную ладонь — знак согласия. За Лешкой — прикажи он — хоть головой в прорубь!