Обеденный зал всегда казался ему чем-то вроде зримого воплощения всех отношений внутри команды корабля. Офицеры, любое слово которых должно было восприниматься как приказ, всегда сидели отдельно, за столиком на небольшом возвышении в красивой и уютной нише. Несмотря на то, что они были вроде как и вместе с остальной командой, но та незримая стеклянная стена, что отгораживала их от остальных, оставалась и после того, как заканчивалась трапеза. Она присутствовала всегда. И хоть и была абсолютно прозрачной, но тем не менее пробиться сквозь нее было практически не возможно.
Ближе всех к офицерскому столику сидели сержанты и капралы корабля, которые, находясь среди солдат, все же воспринимались ими, как люди наиболее близкие к командованию. Капралы с сержантами наблюдали за порядком, и если не дай бог их ревнивое око замечало хоть какую-то провинность, об этом немедленно докладывалось офицерам, которые принимали решение о наказании виновного. При этом, следили за его выполнением опять же сержанты и капралы.
Среди офицеров также не было единства. Кадеты, только что закончившие академию, всегда занимали места на границе между простыми служаками и высоким командованием, и хоть они и относились к строевым офицерам, но очень редко были таковыми в глазах остальных, по крайней мере первые несколько месяцев, или до получения заветных 'серебряных крылышек'. Разница между ними и всеми остальными офицерами была уж слишком очевидной. На корабле, особенно на военном, таком как 'Кентавр', старшие офицеры решали все. И остановить их мог только один человек — капитан. Капитан, который был богом на корабле… а его ближайшие помощники соответственно ангелами, или демонами, если кораблю особенно не повезло, и командовал им не бог, а дьявол…
За всеми этими размышлениями Нил и сам не заметил, как обед подошел к концу. Наконец, когда Льюис с наслаждением допил свой апельсиновый сок, Нил решил, что пора заканчивать. Большинство наиболее голодных уже насытилось, а те, кто как и он не мог смотреть на еду, уже на грани терпения. За все время обеда никто из команды не произнес ни одного слова. Как можно есть в таких условия Нил абсолютно не понимал. Эта давящая тишина, в которой слышался только звон столовых приборов была не выносима. Нил был уверен, что большинство, точно так же как и он сам, предпочло бы сбежать от сюда побыстрее. Но до того, как уйдет Нил, сделать этого никто не мог. А он не хотел уходить прежде чем поест Льюис, который стал для него чем-то вроде индикатора: если он наелся, значит это успели сделать и все остальные.