— Разве мать тебя не любила?
— Да, — кивнул молодой человек, — любила, по-своему. Иногда заходила ко мне в комнату, осыпала поцелуями, обнимала и говорила, что я единственное существо в нашем доме, которое она счастлива видеть. Она твердила это, какие бы страшные вещи я ни делал. И никому не позволяла отчитывать меня, ни отцу, ни Вильяму. Я делал что хотел — и все молчали. Наша жизнь походила на трагикомедию. Особенно за трапезой, когда гробовую тишину нарушали лишь тихие шаги слуг. Я отбивал друзей у моего брата, ломал его вещи, убивал любимых животных, я обесчестил дочь лучшего друга отца, мои преступления были нескончаемы. Но мы по-прежнему ели в тишине. И о моем отце у меня осталось два единственных счастливых воспоминания. Первое, когда мне было лет пять, он как-то раз взял меня украдкой от матери на руки, указал в небо, где парил его сокол, и сказал: «Он вернется с добычей», — и потрепал меня по голове. А второе — лучшее воспоминание, когда много лет спустя я отрубил лапу его любимому соколу. Отец вытащил меня во двор и на глазах у всех слуг отхлестал по щекам. Он, наверно, так и не понял, почему я тогда смеялся…
Катя подложила под спину подушку. Она не знала, что сказать, и не знала, как лучше задать еще один вопрос.
Лайонел улыбнулся.
— Какой разной может быть одна и та же история.
— Ты ненавидишь Вильяма, потому что…
Лайонел ее оборвал:
— Это он тебе сказал, что я его ненавижу?
Девушка задумалась, но не смогла вспомнить, говорил ли Вильям, будто брат его ненавидит или нет. Знала только, что после всех его рассказов у нее сложилось именно такое впечатление.
— Нет… нет, он так не говорил, но когда рассказывал про Элизабет, я подумала…
Молодой человек презрительно фыркнул.
— Еще одно заблуждение Вильяма. Когда она пришла ко мне, я ее предупредил, что мой брат никогда не женится на потаскухе! Юную леди это не остановило. Впрочем, даже мне она не досталась невинной.
— Правда?
Лайонел поднялся и подошел к постели.
— Что с тобой? — насмешливо поинтересовался он. — Все оказалось не так, как бы тебе хотелось?
Катя покачала головой:
— А ты Вильяму сказал правду?
— Конечно! Он не поверил.
— А ты…
— Я не стал настаивать. — Молодой человек пожал плечами. — К чему?
— Лайонел… — Девушка протянула ему руку, но он отшатнулся. Голубые глаза стали холоднее.
— Не нужно этого!
Катя опустила руку, а он едко заметил:
— Маленький мальчик, которому хотелось, чтобы отец и брат его оценили, вырос, теперь ему ничего не нужно.
Девушка подтянула колени к животу, положила перед собой руки и пробормотала: