— Мама, зачем ее ранили? — плакал Гена. — Кому она мешала жить?
Сколько мерзких поступков совершается из озорства! Разбить зеркало в лифте, поцарапать свежевыкрашенные стены, написать непристойность, ударить животное, убить птицу. Какое удовольствие или удовлетворение может принести подобный поступок нормальному человеку? Получается, что подлости совершаются неполноценными людьми. Не иначе. Это я и сказала сыну. И дочь это слышала, она была в комнате. Но буквально на другой день Гена примчался домой сам не свой:
— Ма, там наша Танька птицам головы отрывает!
Я в это время занималась стиркой, бросила все, выбежала во двор в чем была, с мокрыми руками.
Таня размахивала, описывая в воздухе круги, живым голубем, зажав его голову в кулачке. Птица била крыльями, силясь вырваться на свободу, и вдруг туловище ее отлетело далеко в сторону, а Таня в растерянности оглянулась на мой крик: «Ты что делаешь?!» Птичья голова выпала из ее руки.
Я с ужасом смотрела на свою хорошенькую, нарядную дочку — она стояла у цветочной клумбы, сама как цветок в ярком платье, в красных босоножках, с бантом в косице.
— Марш домой, садистка! — крикнула я.
— И вовсе она не садистка,— услышала я — ко мне подошла Светлана Пряжкова. — Голуби заразу разносят, их уничтожать надо, мама говорила...
Света вскинула подбородок, сощурилась, посмотрела на меня вызывающе враждебно. Злая девочка! Знала я, что дома ее бьют. Видела, как во дворе однажды отец ударил ее за сломанную игрушку. Этот поступок возмутил меня: дети тяжело переносят унижение. Я подошла к Пряжкову, попробовала поговорить с ним: дети ломают игрушки вовсе не потому, что им хрчется испортить кому-то настроение, ими руководит любопытство, хочется заглянуть вовнутрь: что там? И за это бить?
— Извините, доктор,— услышала я в ответ: меня не поняли,— ваше дело лечить, а уж свою дочку я как-нибудь сам воспитаю.
Ушла ни с чем.
Но с того дня я стала присматриваться к Свете. Девочка была не по возрасту угрюмой, враждебно относилась и к своим подружкам, и к взрослым, нападала на них, казалось бы, беспричинно: тычет кулачишками куда попало,— брови нахмурены, губы сжаты, поза воинственная. Чувство протеста руководило ею, вот что, на обидчика она его направить не могла, обиду вымещала на более слабых или тех, кто не станет связываться с ребенком. Я пыталась приласкать Свету, но Таня мне такую истерику закатила! Заревновала.
— И ты тоже убиваешь птиц? — спросила я Свету.
— Не-е, я боюсь...
— Иди домой,— сказала я строго. — Таня сегодня на улицу не выйдет.