Даже в роли Рассказчика ему лучше было в волшебниковой кофте.
Вообще, лучше — в чем попало.
Свитерок с кроссовками. Штаны из мешковины с конторскими буквами поперек седалища. Черное ношеное пальто со стоячим воротником.
Как положено чеховскому артисту, он не сыграл ни одного героя, за исключением враля Мюнхгаузена. Злодеи были — Степлтон, «Князь», Дракон. Ланселота — ни одного. Даже боец Некрасов был интровертом, фиксатором больших событий, кинокрутом.
Лицо и стать супермена скрывали благородного резонера. Его самые романтические герои толкали самые трезвые, самые чеховские речи нашего экрана: «Что за страна — и повесить-то как следует не умеют». «Серьезное лицо еще не признак ума, все глупости на земле делаются именно с этим выражением». «А чтоб зависти не было — надо людей переделать. На это десяти лет мало. Может, и двадцати не хватит». Декан Свифт — тот и вовсе промолчал всю картину. «Умный мальчик. Далеко пойдет».
Еще большего стоил его вечный прищур насмешника — из-под белой шляпы, ротмистровой фуражки, синей учительской с башлыком. С этим драконовским прищуром, с тоскливо-заинтересованно-куражливым поглядом в небо в 88-м было сказано: «Сейчас-то и начнется все самое интересное».
И началось интересное, и кончилось интересное, и на десятом году всегдашнего неинтересного душевед, у которого есть все — дом, афиша, трубка, любовь народа и благодарность отечества — понял, что пора озаботиться легендой. Легенда безжалостна. Она не осеняет зажившихся. Три важнейших работы в год смерти — вот режим легенды.
Так уходили Миронов, Фасбиндер, Жерар Филип.
Достоевский.
Чехов.
Янковский.
Отключение
Когда наступает конец
Шерга Екатерина
Современная наука, вместо того, чтобы в окружающем нас мире все прояснять, все запутывает. Понятие смерти еще недавно казалось предельно простым, ясным и однозначным. Сейчас его расщепили так, что ни медики, ни философы, ни даже богословы во многих случаях не могут дать ответ, кто находится среди живых, а кто — в царстве теней.
Классический анекдот реаниматологов: «Пациент еще жив?» — «Еще нет». Около шести десятилетий назад врачи научились — пусть реже, чем хотелось бы, — возвращать к жизни больных без дыхания и с остановившимся сердцем. Клиническая смерть перестала быть непременным преддверием смерти биологической.
«... А дальше, — размышляет Михаил, врач-реаниматолог одной из московских больниц, — начинаются разного рода спекуляции. «Побывал ли он на том свете?» Хорошо, а был ли на том свете человек, который отключился после удара кирпичом по голове? Или потерявший сознание, оттого что долго стоял на одном месте, как гвардеец в карауле? Ведь механизм тот же самый: мозг реагирует на отсутствие кровотока к голове.