Однажды она увязалась со мной на прогулку вдоль набережной Тибра, то отставая, так как я, идя, говорил, сильно размахивая руками, то снова цепляясь за мою руку. Мне хотелось поднять с асфальта влажный, пахнущий тленом каштановый лист и прилепить ей на лицо. Угрозой я ослабил ее хватку. «Я думал, не прыгнуть ли мне в Тибр!» – сказал я. «Тогда я проверю, смогу ли я на практике применить свои навыки спасения утопающих!» – ответила Леонтина Фэншоу. Идя дальше, я подумал о том, что если, не сообщив ей, на неделю уеду в Неаполь, оставив в ее квартире свои пожитки, кроме записной книжки с изображениями высохших обряженных мертвых тел епископов и кардиналов из Коридора Священников катакомб капуцинов в Палермо, то Леонтина Фэншоу страшно испугается. Она подумает, что я погиб, станет звонить в полицию, вместе со своими подругами – дипломатками из Германии, Голландии и Австрии – будет искать меня по всем придорожным римским канавам, устроит переполох во всех больницах, спрашивая о пострадавших иностранцах.
Один раз, когда я поздно пришел домой, она рассказала мне, что в три часа ночи трижды позвала меня, когда я, согнувшись в три погибели, сидел на кухне и пил пиво. Несколько минут спустя она в своей голубой американской пижаме с картинками, изображающими медвежат, открыла дверь на кухню и, просунув голову, сказала: «Ты слышал, как я тебя звала? Я только хотела убедиться, что это ты». Леонтина Фэншоу и днем частенько бегала по квартире в оранжевой шуршащей синтетической сорочке, поправляя бахрому на ковре в гостиной, после того как я, задев ее ногой, пошел дальше. «Сколько раз я тебе говорила, что ты должен перешагивать через бахрому, – сказала Леонтина Фэншоу, – у меня во всем порядок». Однажды утром дверь ванной была приоткрыта, и я увидел, как она, сидя в ванне, задрала вверх ногу и кремом удаляла с нее волосы. Я тотчас же развернулся и на цыпочках, чтобы не смущать ее, прошел в свой кабинет.
Ее длинные, иногда накрашенные красным лаком ногти загибались, словно когти птицы! Сжав кулаки и закрыв глаза, она закричала однажды: «Я стала так холодна, так холодна!» Я тотчас же увидел сосульки, висевшие на слове «холодна». Через пару часов Леонтина Фэншоу пришила мне пуговицу на рубашку, заштопала дырку и произнесла: «Смотри, все это я делаю для тебя!»
Уже лежа в постели с лицом, а прежде всего с бровями, блестящими от ночного крема, и подпиливая на сей раз розовые ногти, она сказала мне, сидящему на краю ее кровати: «Тебя невозможно оттолкнуть, ты настолько предан своему, если можно так сказать, предназначению, что попадаешься на удочку и делаешь то, что ты хочешь… Я никогда тебя не выставлю, ты можешь жить в моей квартире в Риме сколько захочешь!.. Ты знаешь, меня задело, когда ты позвонил отсюда своему брату в Австрию и попросил его приехать в горы к той русской и привезти ей цветы. А чтобы хоть пару цветков подарить мне, до этого ты до сих пор не додумался. Кто знает, не получу ли я однажды от тебя пинком под зад!»