„Не соизволитъ ли наша Повелительница открыть глаза своимъ рабамъ и отдавать имъ приказанія, какъ встарь“?
Фигура нагнулась и стала чертить что-то на полу. Я взглянулъ и прочелъ слова, начертанныя огненными буквами, которыя такъ же быстро исчезали, какъ и появлялись.
„Да, но для этого мальчикъ долженъ войти въ мое святилище одинъ, безъ другихъ“.
Повторяю, я видѣлъ слова и, прочитавъ ихъ, задрожалъ всѣмъ тѣломъ отъ ужаса. Необъяснимый страхъ передъ этой закрытой фигурой былъ такъ силенъ, что я скорѣе согласился бы умереть, чѣмъ исполнить ея требованіе. Жрецы продолжали молчать, и я угадалъ, что какъ фигура, такъ и огненныя буквы были невидимы для нихъ, какъ ни казалось это мнѣ самому страннымъ и невѣроятнымъ. Я тотчасъ-же сообразилъ, что, если это — на самомъ дѣлѣ такъ, то они не знаютъ объ ея приказаніи. А какъ могъ я, доведенный до крайней степени ужаса, заставить себя произнести эти слова, что повело-бы за собой такое страшное для меня испытаніе? И я промолчалъ. Видѣніе внезапно повернулась ко мнѣ и, какъ мнѣ показалось, уставилось глазами на меня; затѣмъ, оно снова принялось чертить на полу быстро исчезавшія буквы, и я прочиталъ: „Передай имъ мое требованіе“.
Но я ужъ не былъ въ состояніи повиноваться; ужасъ, на самомъ дѣлѣ, лишилъ меня физической возможности исполнить это порученіе: я чувствовалъ, что у меня распухъ языкъ и заполнилъ весь ротъ. Видѣніе обратилось ко мнѣ съ жестомъ бѣшенаго гнѣва; быстрымъ скользящимъ движеніемъ, оно устремилось ко мнѣ и мигомъ сорвало покрывало со своего лица, которое моментально оказалось въ непосредственной близости съ моимъ. При видѣ его — мнѣ почудилось, что у меня глаза выскочили изъ орбитъ. Оно не было безобразно, хотя очи сверкавшія на немъ, были полны леденящаго гнѣва, не жгучаго, а именно леденящаго. Нѣтъ, оно не было безобразно, и все же видъ его наполнилъ меня такимъ нечеловѣческимъ страхомъ и отвращеніемъ, какихъ я себѣ и представить не могъ. Весь ужасъ этого лица состоялъ въ его неестественности, въ его нереальности. Казалось, что оно было сдѣлано изъ элементовъ, входящихъ въ составъ плоти и крови, а между тѣмъ получалось такое впечатлѣніе, точно это — лишь человѣческая маска, казалось, будто это — какая-то страшная тѣлесная нереальность, нечто, сдѣланное изъ плоти и крови, но лишенное того, что составляетъ жизнь плоти и крови. И всѣ эти ужасы мнѣ пришлось переживать въ теченіе нѣсколькихъ мгновеній. Тогда, испустивъ пронзительный крикъ, я — вторично въ этотъ день — упалъ въ обморокъ.
Такъ кончился первый день моего пребыванія въ храмѣ.