– Расскажи
мне о себе что-то,
о чем мне неизвестно,
– вдруг потребовал
он.
Заставив
свой взгляд
переместиться
на его лицо,
Эмма, поразмыслив,
ответила. – Я
ходила в колледж
и получила
степень по
поп-культуре.
Это,
похоже, впечатлило
ликана, но он
провел здесь
еще слишком
мало времени,
чтобы знать,
что большинство
людей считают
степень по
поп-культуре
такой же «важной»,
как и должность
официантки
в забегаловке.
Кивнув, он
развернулся
и направился
в свой номер.
И так как Лаклейн
не ждал подобного,
Эмма спросила.
– Расскажи и
ты что-нибудь
о себе.
Когда
он повернулся,
то действительно
выглядел удивленным
ее вопросом.
Осипшим голосом
Лаклейн произнес.
– Я думаю, ты
самое прекрасное
создание, которое
я когда-либо
видел.
Прежде,
чем дверь за
ним закрылась
– и Эмма была
в этом уверена
– он услышал,
как она ахнула
от изумления.
Он назвал
ее прекрасной!
Еще
минуту назад
она чувствовала
печальное
смирение и вот
у нее уже шла
кругом голова.
И отнюдь не в
приятном смысле
этого слова.
Ее эмоции метались,
как безумные,
будто стрелка
компаса, потерявшего
направление…
Эмма
прищурилась,
начиная осознавать
суть происходящего.
Стокгольмский
синдром. Как
пить дать.
Отождествление
себя со своим
устрашающим
похитителем?
– Галочка.
Возникновение
привязанности
и чувств? – Галочка.
Но при
всей честности
к самой себе,
сколькие похитители
– из тех, что
еще при деле
– выглядели
как боги ростом
в шесть с половиной
футов>xxvi
с восхитительной,
загорелой
кожей, самым
изумительным
акцентом и
теплейшим,
сильнейшим
телом, о котором
можно только
грезить в мечтах?
А если еще и
вспомнить о
том, как она
постоянно
желает чувствовать
это тело, прижатое
к ней… на ней
– то кто еще
здесь на самом
деле прекрасен?
Не будем
забывать и про
тот факт, что
он, похоже, не
может перестать
давать ей свою
ароматную,
сладкую кровь.
Неужели
она превращается
в Петти Херст>xxviiс
поправкой на
ликанов?
Но все
это не важно.
Ключевым моментом
было то, что
она не его пара.
Поэтому даже
если он и соблазнит
ее с последующим
интимчиком,
она будет попросту
тратить с Лаклейном
свое время,
потому что, в
итоге, он найдет
свою единственную.
А Эмма боялась,
что если ее
«поматросит
и бросит» такой
мужчина, как
Лаклейн, она,
в конце концов,
превратится
в одну их тех
обрюзгших,
вечно ноющих
женщин.
А такой
вариант даже
не рассматривался.
Эмма
чувствовала
облегчение,
что не была
его парой. Правда
чувствовала.
Ведь если бы
она ею оказалась,
это было бы
все равно, что
получить пожизненный
срок. Лаклейн
никогда бы ее
не отпустил,
и она бы жила
с ним, ощущая
себя запуганной
и несчастной.
А если бы ей
все-таки и удалось
сбежать, он бы
пришел за ней,
тем самым, дав
теткам убить
его их собственными
руками.