Эмма
ударила его
по плечу.
— И мне
нравятся молнии.
К тому же я буду
знать, что ты
не можешь
симулировать,
— продолжая
ухмыляться,
он поцеловал
ее, и Эмма снова
стукнула его.
Кажется, он
думает, что
все это забавно!
— Ох!
Как бы я хотела,
чтобы ты никогда
не видел их!
Лаклейн
распутно
ухмыльнулся:
— Если
я буду на улице
и почувствую
в воздухе
электричество,
то пойму, что
должен мчаться
к тебе. Ты в один
день воспитаешь
меня. — Очевидно,
он обдумал все
варианты развития
событий. — Я
рад, что мы живем
так далеко от
города.
Мы живем.
Лаклейн
нахмурился:
— Но
ты же жила в
ковене. Если
бы как-нибудь
поздно ночью
ты довела себя
до оргазма,
все бы узнали
об этом. Не слишком
много уединения.
Он так
прямо обо всем
говорил — что
страшно раздражало!
Спрятав лицо
у него на груди,
Эмма выпалила:
— Мне
не нужно было
беспокоиться
об этом!
— В
смысле? Ты не
видела молнии,
даже когда
касалась себя
сама?
У Эммы
перехватило
дыхание. Она
была рада, что
Лаклейн не
может видеть
ее лица. Но он,
конечно же,
немного отодвинул
ее от себя, не
позволяя отвести
глаз.
— Нет,
Эмма. Я хочу
знать. Я должен
понять в тебе
все.
Она
была скрытной,
робкой. Но эти
чертовы голоса
настаивали,
чтобы она
поделилась.
— Над
поместьем
постоянно
сверкают молнии.
Их вызывают
любые яркие
эмоции, а в ковене
живет очень
много валькирий.
И к тому же до
прошлой ночи
я никогда…
ммм… ну… не
кончала, — с
трудом выдавила
она.
Глаза
Лаклейна
расширились,
и она поняла,
что он… в восторге.
— Я
мучилась из-за
этого.
— Не
понимаю.
— Я
слышала, что
наиболее порочные
вампиры избавились
от этой потребности.
Они жаждут
только крови,
и именно они
уничтожают
целые деревни
и пьют с такой
жадностью,
чтобы убивать
… — Эмма смотрела
мимо него. — И
то, что я не могла
кончить, приводило
меня в ужас.
Каждый день
я боялась, что
стану как они.
— Не
могла кончить.
— Лаклейн отвел
волосы с ее
лба. — Я не знал.
Думал, что ты
обладаешь
каким-то самоконтролем,
свойственным
только валькириям…
Не знал, что
это происходит
непроизвольно.
Сегодня
она, должно
быть, потратит
галлон крови
на весь этот
румянец.
— Неудивительно,
что ты не могла
достигнуть
разрядки.
Эмма
посмотрела
на него глазами,
полными боли.
— Нет,
нет, если ты
была молода
и не знала, как,
а этого все не
случалось…
тогда с каждым
разом ты должна
была чувствовать
все большее
напряжение.