он "барсу" по имени Георгий Саакадзе, который с таким нетерпением ожидает
времени битв и побед. Но именно в этот миг буйволы решили, что пора свернуть
вниз, и Папуна повалился на самое дно арбы.
Папуна Чивадзе поправил трясущийся бурдючок, плотнее подложил его под
голову, расстегнул кожаный с посеребренной чеканкой пояс, удобнее растянулся
на арбе и невозмутимо предоставил буйволам полную свободу сокращать или
удлинять путь.
Был Папуна из тех, кого не помнят мальчиком, не знают стариком. И никто
не задавался мыслью, почему азнаур Папуна никогда не стремился не только
обзавестись семьей, но даже собственной лачугой. Да и сам Папуна никогда не
утруждал себя подобными вопросами. "Меньше забот, больше радости", - уверял
Папуна, вполне довольствуясь жизнью у своих друзей Саакадзе. Впрочем,
подолгу Папуна никогда не засиживался, особенно с появлением у него арбы с
двумя буйволами, его первой собственности, вызвавшей в Носте целый переполох.
Сначала Папуна был подавлен обрушившейся на него заботой, но после
долгих уговоров единственного родственника Арчила, смотрителя царской
конюшни, нехотя покорился. Впрочем, он не переставал сожалеть, что не устоял
перед соблазном.
И вот начались путешествия в Тбилиси и обратно в Носте. Перевозил Папуна
исключительно добычу удали своих друзей: живых оленей, лисиц, зайцев, шкуры
медведей. Свою же долю обменивал неизменно на вино и подарки "ящерицам", как
называл он ностевских детей.
Иногда обстоятельства принуждали его и к другим покупкам: одежда
приходила в ветхость, копыта буйволов требовали подков, в таких случаях
настроение Папуна резко менялось и он сердито думал: "Бог сделал большую
глупость, создав буйвола неподкованным".
Досадовал он и сейчас, что волею событий должен торопиться на ностевский
базар, а не вдыхать под густыми соснами пряный аромат хвои. Он любил, припав
к пушистой траве, следить, как лохматый медведь, ломая сучья, бурча и ухая,
деловито направлялся к водопою, как, поеживаясь в желтом мехе, пробегала за
добычей озабоченная лисица или как внезапно на извилистой тропе появлялась и
испуганно шарахалась в кустарник пугливая серна. Он любил горный лес, полный
жестокой борьбы и таинственного очарования.
Вздохнув, Папуна уже хотел перевернуться на другой бок, но буйволы
неожиданно ринулись под откос, где дымились разбросанные вдоль ручья костры.
Соскочив с накренившейся арбы, Папуна воскликнул:
"Э-хе! С поднимающимся поднимись, с опускающимся опустись! - и проворно
перетащил бурдюк к самому большому костру. Пастухи встретили его радостными
восклицаниями: