В эту зиму я у него был, оленьи рога на стене сами синий свет дают.
Долго вместе с Джвебе у очага сидели, про очокочи рассказывал. Сразу ветер в
стены прошел, дверь в кунацкую сорвал, а там Нодар и Хвахва в белых папахах
золото считают. Ссориться начали... Рассердился Джвебе, - всегда умным был, -
схватил горящую палку и в кунацкую бросил... Мертвые тоже рассердились,
скрипеть начали...
Темноту прорезал монотонный скрип. Голос старика оборвался.
У костра, давя друг друга, вскочили пастухи и, крестясь и хрипло
бранясь, запустили головнями в темноту.
Папуна хладнокровно поднял голову,
- Спрячь кинжал, Датуна... Слышишь? Это наш Гиви. Ни один Хвахва так не
скрипит, как арба Гиви. Что, по скрипу арбы не чувствуете, какой человек едет?
Гиви, Гиви!
У откоса, в отблесках костра, показалась нагруженная арба. Гиви,
расставив ноги, сжимая кинжал, изумленно оглядывал перепуганную толпу.
- Гиви, дорогой, спустись сюда, какое вино!
С трудом сдерживая буйволов, Гиви с арбой скатился вниз.
- Ты, что Папуна, святой? Иначе как можешь одним бурдюком всех ишаков
напоить?
- Э-э, Гиви, когда успел поумнеть?
Но веселое появление Гиви уже никого не развлекало. Поеживаясь и
крестясь, пастухи поспешно сгоняли баранту, купцы расходились по своим
караванам, где торопливо крепили тугие вьюки. Погонщики, перевязывая товары,
произносили заклинания. Широкоплечий купец, насупив брови, быстро достал из
кармана чеснок и насильно засунул своему коню в рот. Мальчик-погонщик
дрожащими руками нахлобучил куди - войлочную шапочку с нашитым черным
крестом.
Папуна, насмешливо посматривая на перепуганных ночевщиков, встал, лениво
потянулся, встряхнул похудевший бурдюк и весело крикнул:
- Э, э! Горийский караван первый убежал. Выпьем перед дорогой остаток
вина, чтобы очокочи в него не плюнул. Будь здоров, старик. Как звать тебя?
Бадри? Хорошее имя Бадри. Куда едешь? Никуда? Так садись ко мне на арбу.
Ностевцы сказки любят, только не пугай, рассказывай веселые, те, что прячутся
за твоими седыми годами.
Побледневшая ночь уходила нехотя, медленно, цеплялась за скользкие
выступы, путалась в причудливых очертаниях гор и вдруг оборвалась в ущелье,
где бурный поток яростно перепрыгивал через глыбы, разбрасывая метущуюся
пену. В сизых дымах запада, в оранжево-лиловой пыли качнулся померкнувший
месяц. На голубой сафьян выползло еще холодное солнце и золотыми лапами
прикрыло сторожевые башни.
ГЛАВА ВТОРАЯ
В голубом тумане Дидгорских вершин настороженно притаились остроконечные
сторожевые башни, а у подножия в прозрачной речке отражается живописное
Носте. Издали оно кажется грудой развалин, потонувших в зелени. Взбегая от