— Нет, Йоанна, уходит и теряется только время, ничего больше и ничего меньше, — ответил я ей. И, собственно, не ответил вовсе, потому что в это время между деревьями увидел человека, который наконец‑то показался живым в этой каменной стране теней. Он шел по главной аллее и при виде нас остановился, энергичный и нерешительный, как всякий живой.
— Этот человек пришел сюда за мной, — сказала Йоанна. Но не изменила выражения лица и не ускорила шаг. Шла, как и раньше, рядом со мной, руки в карманах расстегнутого плаща, время от времени наклоняясь за каштанами, глядя в землю, не отзываясь больше. И тогда, собственно, в последний раз я видел ее легкий, холодным светом нарисованный профиль, который сейчас уже стерся в памяти.
Так, идя между могилами и почти наступая на них, мы возвращались вроде бы туда, откуда пришли, на главную аллею кладбища, замкнув боковой тропинкой последнее наше большое кольцо в последнем дантовом кругу. На главной аллее уже ждал незнакомый мне человек.
Такой же, как и все. Новый для меня, но не новый для себя. Следующий. Но только когда я попрощался с Йоанной и, не доходя до аллеи, остался один на этой боковой тропке — резко шевельнулось во мне: несмотря ни на что — несмотря ни на что! — еще раз в этой жизни, которая так быстро уходит, бороться за Йоанну и победить, прежде чем она подойдет к нему. Ведь у меня в руках время настоящее! Тот именно нулевой момент, в который всего можно достичь, все поправить, всему придать новую форму.
Я позвал ее по имени. Слишком поздно, однако. И через минуту — лишь через минуту — еще раз, громче.
Но было уже слишком поздно.