Господи, повторял он, не отвергай моей молитвы, помоги моему
дедуле... ведь это ничего, что он еврей?
Стараясь как можно незаметнее смешаться с остальными кадетами
в часовне, он вдруг спросил сам себя: а кто я? Еврей? Христианин?
Казак?
Впрочем, остаться незамеченным не получилось. Его появление
было встречено улыбками, приветственными, а порой и
злорадными — кое-кто был не прочь увидеть, как его станут
отчитывать за опоздание. Сергей отыскал взглядом отца Георгия.
Священник в черной рясе кадил перед алтарными иконами Христа,
Богородицы, архангелов Михаила и Гавриила и св. Георгия,
покровителя их школы и заступника России.
Священник повернулся к своей юной пастве и обратился к ней с
воскресным словом. Сергей старался вслушаться в его слова, но
мысли то и дело убегали к увиденному и прочувствованному. И
отец Георгий, и его дед Гершль, они говорят о Боге, которого
нельзя увидеть глазами. Для него теперь Бог — это избушка в лесу,
а Царство Небесное — материнские объятия.
лужба кончилась, кадеты стали друг за другом подходить
Сприкладываться к кресту, а затем выходить во двор строиться
перед часовней. Вот тут-то и довелось Сергею впервые
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ГОРЬКОЕ И СЛАДКОЕ
39
столкнуться с кадетом-новичком. Тот оказался высоким, крупным
даже для своего возраста, хотя и так было видно, что он года на
три или четыре старше всех остальных. Дверь в часовню была
узкой, и пройти в нее можно было лишь одному человеку. Так
получилось, что в дверях Сергей поравнялся с новеньким и уже
хотел было пропустить его вперед, как тот сам так двинул Сергея
плечом, что он едва не свалился на пол, чуть не опрокинув
свечник.
С этой первой неприкрытой грубости все и началось. Когда кадеты
вернулись к себе в казарму, оказалось, что котомка у прежде
пустовавшей койки между койками Сергея и Андрея принадлежит
не кому иному, как этому самому новенькому. Его звали Дмитрий
Закольев, но с самого первого дня для Сергея он стал только
Закольевым. Уже один звук этого имени порождал в Сергее страх и
отвращение.
Вскоре стали поговаривать, что человек, который привел его в
школу, не захотел даже порог школы переступить. Он подал
конверт кадету, стоявшему на посту у ворот, сказал: «Это плата за
обучение» и зашагал прочь, даже не оглянувшись.
Закольеву было двенадцать лет, и ему должны были отвести место
в казарме этажом выше, с такими же, как он, двенадцати- и