В дом в Моншове мы приехали глубокой ночью. Это была небольшая ферма, переоборудованная в прелестный загородный домик. Он имел всего один этаж, где размещались обставленные в английском стиле гостиная и две спальни.
В помещении было холодно. Мов включила газовое отопление. Затем пошла готовить нам постели, в то время как я пытался разжечь огонь в большом камине в гостиной, чтобы вдохнуть в эту комнату немного жизни, на что мы с Мов очевидно были неспособны.
Два чемодана, стоящие посреди гостиной, придавали помещению мрачноватый и драматичный вид.
При других обстоятельствах этот дом показался бы мне очаровательным и располагающим к отдыху. Уютный, тихий, он был просто создан для того, чтобы здесь забыться, а быть может, и исцелиться. Однако этой ночью я чувствовал себя в нем неприкаянно.
Когда вернулась Мов, я понял по ее разочарованному лицу, что она испытывает ту же тоску. Мы были словно брошенные дети.
Она села рядом со мной и обхватила мою голову руками. На виске у меня вскочила противная шишка от удара бронзовой скульптуркой. Волосы в этом месте слиплись от крови. Я внимательно рассмотрел свою рану в зеркале; при этом у меня почему-то возникла ассоциация с подбитым зайцем.
— Господи! — вскрикнула Мов. — Это опять она?
— Да, прямо перед нашим отъездом…
— Мы хорошо сделали, что уехали, Морис… В конце концов она бы тебя убила… Погоди, сейчас я поухаживаю за тобой.
— Не надо, оставь, рана уже подсохла, заживет и так…
Мов долго плакала, склонив голову мне на грудь. Я сдерживался сколько мог, но все же моя тоска взяла верх, и наши слезы смешались в едином приступе отчаяния.
* * *
По обоюдному молчаливому согласию каждый из нас отправился в свою комнату. Впрочем, Мов, постелила две постели. Тепло от отопления уже распространилось во всем доме и стало совсем приятно. Однако я отнюдь не наслаждался ощущением уюта. Это жилище внушало мне страх, потому что принадлежало Люсии. Даже здесь, в шестидесяти километрах от Парижа у меня было чувство, будто я еще нахожусь в ее власти.
Прошел целый час, как мы легли, когда Мов постучала ко мне в комнату.
— Морис, ты спишь?
— Нет.
— Можно войти?
— Ох! да…
Мов была в ночной рубашке. Золотистые волосы падали на голые плечи. Она подошла к моей кровати и застыла в нерешительности. Потом резким движением откинула одеяло и бросилась в мою постель, как бросаются в воду.