Подивился юноша, что отец послал за ним такого именитого воеводу, и как бы стыдился смотреть в лицо этому мужу, поднявшему ради него столь тяжкий труд. Растко отвел его в сторону и спрашивал: «Как мог ты столь быстро совершить такой далекий путь?» Воевода рассказал ему о горести родителя, о письме его к епарху и от епарха к проту, не скрыл и твердого намерения возвратить князя волей или неволей в дом отеческий. Уразумел юноша предстоявшую опасность, но еще надеялся отклонить ее просительным словом к воеводе. «Если хочешь, — говорил князь, — ты можешь оставить меня здесь, не опасаясь измены, и, как сильный человек, укротить моего отца, а сам я напишу к нему и умиротворю его сердце: только ты поступи с братской любовью — не препятствуй мне совершить то, для чего я пришел». Но воевода отвечал: «Нет, владыка мой, ты и не начинай такого моления к рабу твоему, так как исполнить его невозможно. Государь мой и твой отец возложил это дело на меня, как на человека верного. Пусть бы еще мы обрели тебя в иноческом образе — тогда могли бы, пожалуй, иметь хоть некоторое извинение, но так как Господу угодно было, чтоб ты удержал доныне тот самый вид, в каком желают видеть тебя отец твой, братья и вельможи, то кто я, чтобы мог отважиться на такой помысл, и с какими очами явлюсь пред лицо отца твоего? Итак, отложи всякую мысль о сопротивлении и, хотя с сердцем скорбным, последуй за нами; угаси пламень, возжженный в сердце родительском странным твоим побегом. Ибо знаешь сам, что ты был единственной утехой твоего отца. Если же не захочешь идти с нами, то принудишь меня сделать то, о чем не хотелось бы и говорить: принудишь наложить на тебя узы, ибо я боюсь твоего отца более всего и такое принял от него повеление».
Видя неумолимый нрав воеводы, юноша принял на себя веселый вид и сказал: «Да будет воля Господня!». Уверяя, что пойдет с ними, он тайными воздыханиями взывал к Господу, чтобы Милосердый был его помощником в этой напасти и позволил, благочестия ради, употребить хитрость — ибо сердце его было исполнено мудрости. Князь просил игумена приготовить светлую трапезу для утешения сербских пришельцев, а, между тем, с вечера начать утреннюю службу и открыл ему тайную свою мысль. Игумен поспешил исполнить желание его: устроилась обильная вечеря, и сам настоятель служил при трапезе, которая продлилась далеко за полночь. Это было накануне воскресенья. Игумен велел ударить в било ко всенощному бдению, а сам вместе с юношей встал от вечери; восстал и воевода со своей дружиной, чтобы присутствовать при службе церковной, ибо не дерзал спустить глаз с юного своего князя. Медленно шло пение и чтение, по уставу святых отцов; сторожившие юношу, утомленные еще от дороги и после пиршества исполненные вином, забылись сном в церковных седалищах. Ревностный Растко, едва только заметил это, тотчас встал из среды их и, поклонившись пред святым алтарем, произнес Господу обеты иноческие. Потом взял он с собою одного старца инока, почтенного саном священства, и вместе с ним взошел на высокий монастырский пирг, заключив за собой железные двери. Священноинок, сотворив молитву, отрезал власы главы его и облек его в ризы ангельского образа: Растко мирское имя свое изменил на имя Саввы, которым прославилась земля сербская. Простершись на землю, много пролил он слез и произнес благодарные молитвы ко Господу, исполнившему пламенное желание его сердца. Старец инок пристыжен был плачем юноши, который в столь нежные годы показывал уже такую высокую ревность по Боге.