Смолин
старательно
уставился в
окно. Хмыкнув,
Летягин жестом
отослал опера,
сел за стол,
вполне добродушно
осведомился:
— Василий
Яковлевич,
неужели придуриваться
будете?
— Да
зачем? — пожал
плечами Смолин.
— Тогда,
может, и начнем? —
Летягин извлек
чистый бланк,
аккуратненько
положил рядом
авторучку. —
Протокол допроса…
в качестве
подозреваемого…
А?
Смолин
снова уставился
в окно. В дверь
коротко стукнули,
и тут же появился
Яша Гольдман,
респектабельный,
как «роллс-ройс»,
в дорогущем
костюме, при
галстуке и
черном кейсе.
— Мне
представляться? —
с легкой ноткой
сварливости
спросил он с
порога.
— Ну
что вы, — все
так же благодушно
отозвался
Летягин. —
Господин Гольдман
Яков Борисович,
адвокат гражданина
Смолина и еще
доброй полудюжины
граждан, что
характерно,
проходящих
по абсолютно
схожим делам…
Столько раз
с вами общались,
что в представлениях
и нужды нет…
Ну, гражданин
Смолин… ах,
простите, Гринберг…
Яша
живо прервал:
— У
вас какая-то
странная улыбочка
была, когда вы
произносили
фамилию моего
клиента…
— Яков
Борисыч… —
ухмыльнулся
Летягин. — Вот
только антисемитизьмов
мне шить не
надо на пустом
месте. Да и времена
сейчас не те,
чтобы такое
клепать…
«Вот
именно, — подумал
Смолин. — К
сожалению. В
годочке этак
девяносто
втором, да и
попозже, я бы
тебе на шею
посадил не
менее полусотни
шизанутых
правозащитников,
каковые, не
особенно и
заморачиваясь
правдочкой,
с утра до вечера
глотку бы драли
у парадного
подъезда, пресекая
злобную антисемитскую
выходку распоясавшегося
черносотенца
в погонах. Уж
я бы им такую
лапшу на уши
навесил, что
тебе икалось
бы потом месяц.
Золотые были
времена, не
ценили мы их…»
— Ах,
извините, мне
что-то почудилось… —
глазом не моргнув,
отозвался Яша.
— Бывает, —
спокойно сказал
Летягин, взял
авторучку. —
Итак… Фамилия,
имя, отчество?
Яша
безмолвствовал,
и Смолин спокойно
принялся отвечать:
сухие анкетные
данные, рутина…
Покончив
с неизбежной
увертюрой,
Летягин написал
ниже длинную
фразу, поставил
вопросительный
знак. Поднял
глаза:
— Гражданин
Гринберг, вы
задержаны после
продажи вами
гражданину
Извольскому
Павлу Сергеевичу
одной единицы
холодного
оружия, сверток
был вскрыт в
присутствии
понятых. Вы
узнаете данное
оружие?
Он
показал на
обшарпанный
стол рядом, где
лежала на безбожно
разодранной
бумаге катана
в темно-синих
ножнах, кое-где
украшенных
никелированными
накладками.
— Я
признаю, что
именно данный
предмет продал
гражданину
Извольскому, —
сказал Смолин. —
Прошу записать
в точности так,
как я сказал.
— Ну
разумеется, —
Летягин быстро
писал. — Предмет…
То есть вы признаете
факт продажи
вами гражданину
Извольскому
одной единицы
холодного
оружия?