Вложил
шпагу в ножны,
вернулся в
кабинет, наугад
выдвинул ящик
стола. Награды
в коробочках,
награды в твердых
пластиковых
конвертиках,
награды, лежавшие
просто так,
кучкой. Красная
Звезда… юбилейки…
«За отвагу»…
это, конечно
же, кубинские…
а это Тунис,
значит, Шевалье
и там отметился…
Египет, конечно,
зеленая ленточка,
Садат с Гамалем…
говорят, когда
наших спецов
выводили, у
трапа самолета
стоял абориген
с мешком и вручал
ее каждому,
непринужденно
из мешка вынимая,
и наши к ней
относились
пренебрежительно…
что ж, похоже,
единственная
из многочисленных,
не снабженная
застежкой,
Шевалье ее явно
никогда не
надевал… А это
что? А это, признаемся
честно, даже
старому антикварному
волку неизвестные
регалии, понятно
только по символике,
что военные…
Ладно, разберемся.
Ну
что же, все это,
вместе взятое,
стоит немало,
поскольку с
документами
Шевалье, как
и Смолин, совершенно
не был сентиментален,
не видел никакого
смысла в том,
чтобы кто-то
после его смерти
— кто?! — все
эти награды
вечерами перебирал
почтительно,
затуманенно
глядя вдаль…
и уж конечно,
он ни за что не
согласился
бы устроить
в «Рапире»
уголок собственной
боевой славы.
Иначе четко
оговорил бы
нечто подобное
в последнем
послании Смолину.
Уж обязательно.
Нормальный
рациональный
подход: продать
все подороже,
а деньги пустить
на «Рапиру».
Вот и продадим
как можно дороже,
постараемся,
а если присовокупить
ко всему находящемуся
в квартире саму
квартиру,
трехкомнатную
«сталинку»
в центре, получится
совсем неплохо.
Мы, спецы…
Звонок
залился певучей
трелью совершенно
неожиданно.
В первый миг
Смолин даже
вздрогнул,
выругал себя,
но тут же подумал,
что стыдиться
тут нечего:
жизнь в последнее
время пошла
такая, что
вздрагивать
при резком
звонке в дверь
или шагах за
спиной вроде
как бы уже и не
позорно…
Шевалье
никогда не был
законченным
романтиком,
а потому глазок
в двери у него
имелся. Смолин,
припав глазом
к окулярчику,
тут же потянулся
отпирать дверь.
На
лестничной
площадке стояли
трое: майор
Горобец, все
в том же сером
кительке с
планочками,
и двое в цивильном
— один Смолину
заочно знаком,
другой незнакомый
вовсе, но вид
у всех троих
одинаково
специфический.
Как говорится,
погоны подразумеваются.
Все
трое смотрели
на него насупленно
и хмуро — что
было не удивительно,
в общем. Смолин
пропустил их
в квартиру,
тщательно запер
дверь и первым
направился
в кабинет.
— Значит,
вы теперь, как
это… душеприказчик? —
спросил настороженно
тот, совершенно
незнакомый.
— Я
вообще-то
единственный
наследник, —
сказал Смолин
хмуро. — Но, по
сути, вы правы,
именно что
душеприказчик…