А, впрочем, зачем нюх Акинфию Мефодьевичу? Денег ему за нюх не платят, а платят ему за его почерк да за знание орфографической науки, да за аккуратность.
Вот потому и ошибся.
Хотя – имел Акинфий Мефодьевич рацию, ой, как имел: следователь, назначенный судом для дознания обстоятельств злодеяния, вчера так и не появился, а участковый пристав уже четвертый день хворал. Константину Аркадьевичу пришлось вести дело самому, и пока что без особого успеха – околоточным надзирателем он стал совсем недавно, в тонкости сыска посвящен пока еще не был: вот тут бы судейскому и приехать! Или же Акинфию Мефодьичу ему помочь! И ах, как бы помощь эта пригодилась!..
Но нет, не помогал Акинфий Мефодьевич Заславскому ни советом, ни подсказкой; так что полицейский розыск убийцы девицы Рено застрял пока что на той стадии, когда наиболее подозреваемые из возможных злодеев задержаны, а доказательств их виновности никаких. И где оные доказательства, и как их выискивать Константину Аркадьичу – непонятно. Константин Аркадьич вчера даже в вечерней молитве просьбу высказал, чтобы или участковый пристав поскорее выздоравливал (на что, впрочем, надежды было мало, потому как пребывал Петр Прокопьич в жестком запое, а из запоя он никогда прежде трех недель не выходил), либо же кто постарше чином появился, и заботу с него, с Константина Аркадьича, снял.
И вот, в ответ на его мольбы, дверь распахнулась, и вошли…
Впрочем, нет, сначала не вошли, да и дверь не распахнулась, а слегка – щелью – приотворилась. В щель просунулась усатая голова городового Прыща.
— Тут, — сказал Прыщ шепотом, — из прокуратуры приехамши. Участкового пристава спрашивают, или кто делом об убийстве мамзели с Цванцигеровой дачи занимается…
И вот теперь – не успел Константин Аркадьевич ответить, что пусть войдут, – голова Прыща исчезла, и дверь распахнулась и вошли…
Но тут надобно несколько прерваться, чтобы объяснить обстоятельства, которые привели вошедших этим жарким утром в Фонтанский полицейский участок. Впрочем, только одного из них, поскольку второй – товарищ прокурора – явился сюда по долгу службы.
Глава промежуточная, особенного отношения к фабуле не имеющая.
Собственно, обстоятельство было единственным – утренний разговор между мадам Глюк, Катериной Ивановной, и взрослым сыном ее, Феликсом Францевичем.
Утром двадцать девятого июня Феликс Францевич Глюк спокойно завтракал и почитывал утренние газеты. Газеты сообщали пикантные подробности дела об убийстве мадемуазель Рено, скромной гувернантки.
Скромная гувернантка, как заявляла одна из газет ("Листок"), состояла в преступной связи с учителем, служившим в той же семье, студентом Г., и зарезана последним в порыве страстной ревности. Студента застали на месте преступления в состоянии полной прострации и с мясницким ножом в окровавленных руках.