Акинфий Мефодьевич, семеня, подошел к столу и положил на стол два листа плотной веленевой бумаги: планы первого и второго этажей.
В первом этаже дачи имелись пять комнат. Одна большая, во всю ширину дома – от веранды к террасе; слева две узкие: та, что подлиннее – буфетная, из нее дверь с крылечком с двумя ступеньками вела в сторону летней кухни, куда проложена была дорожка, мощеная плиткой.
— А не на этом ли крылечке сидели наши Ромео с Джульеттой? — осведомился Георгий Глебович. — Тут им вроде бы безопаснее было бы, Семен больше с той стороны бродил.
Однако Акинфий Мефодьевич покачал головой:
— Нет, тут на ступеньке и одному тесно, а на крылечке столик стоит, шаткий, на нем самовар, на ступеньки сидючи его легко задеть можно, и перевернуть, и шуму не оберешься. И тут вид на конюшню, да на огород, да на летнюю кухню, в которой две бабы храпят. По молодому амурному делу им более вдохновительная обстановка надобна была, да и ступеньки на террасе шире. И малолетке этому, шибенику Костьке тут бы не спрятаться – разве что за кустами жасмина, но оттуда он бы ничего не углядел: ни как за руки держатся, ни как целуются… Нет, на террасе они сидели, а шибеник этот вот отсюдова, из-за туйки, за ними и подглядывал.
Со стороны буфетной к большой комнате примыкала еще одна, тут спали горничные Маша и Алена.
Между буфетной и верандой устроены были ватерклозет и душ – достижения современной цивилизации.
— Душ летний, то есть вода солнышком нагревается, цистерна тут как раз над крышею. И в коридорчик, кстати, труба подведена, тут вот раковина… А когда лето прохладное, вот тут еще ванна устроена, воду греют на примусе в буфетной и ведрами таскают, — увлекшись, рассказывал Акинфий Мефодьевич.
С другой стороны большой комнаты в сад выходила широкая крытая галерея.
— Галерею на ночь сеткой от комаров затягивают, — сказал Константин Аркадьевич. — Там три кровати-"дачки": для мальчиков и для студента. Только студент на галерее спать отказался, и занял комнату во флигеле. А в двух других комнатах флигеля Зотиков, управитель, ночует, и лакей.
Из большой комнаты на второй этаж вела лестница в два пролета. Широкая квадратная лестничная площадка второго этажа, скорее даже коридор, завершалась балконом, выходившим в сад.
— Отсюда вид на море замечательный, — сообщил Акинфий Мефодьевич, смачно причмокивая ириской. — Прежде Цванцигеры на балконе этом чай по вечерам пили, но года четыре тому ихняя прислуга на лестнице с кипящим самоваром навернулась и насмерть обварилась, такое шумное дело было, ай-ай, во всех газетах писали. Может, помните?