— Так, — сказал полицмейстер, обводя взглядом присутствующих, — и прокуратура уже тут как тут, и суд, и посторонние в наличии... А полицейский розыск, между прочим, еще не окончен, так что посторонним здесь делать нечего. И вам, господин Квасницкий, не мешает поосторожнее быть. Вернется ваш папенька с Кислых Вод, а газет его больше и нету; еще одна статейка наподобие сегодняшней – прикроем и "Вестника" вашего, и "Коммерсанта" заодно. И что вы тогда папеньке скажете? А главное – что скажет папенька вам? И – кто это еще? Что за фрукта-абрикоса? — это господин полицмейстер Феликса Францевича заметил. — Репортер ваш, господин Квасницкий?
Феликс Францевич представился.
Если прежде Михал Дмитрич пребывал в гневе, то теперь даже страшно сказать, что с ним сделалось: побелел весь, как стенка, а усы зашевелились и челюсть задвигалась.
— Ах, господин Глюк, — пророкотал он, — как же, наслышан. Это вы, говорят, полицию за пояс заткнули, Васю Шмаровоза посадили, и со всеми его мальчиками? И как же это Вася на прошлой неделе три магазина на Молдаванке взял, ежели он на кичмане сидит?
— В слухах, которые ходят по городу, не я повинен, — сказал Феликс Францевич, и на Квасницкого покосился. А Квасницкий ему совершенно невинным взглядом ответил, и голову еще к плечу наклонил, кокетливо так, как это делают дамы, и улыбнулся, легко и нежно.
— И сюда вы на кружку квасу заглянули, а вовсе не в детектива поиграть? Ну, поиграли – и хорош. Более не задерживаю…
Тут мы пока с Константином Аркадьевичем и с Акинфием Мефодьевичем распростимся. Разнос от высокого начальства – что в нем интересного? А именно разнос собрался учинить Воскобойников, Михал Дмитрич, околоточному надзирателю Заславскому. Но, кстати замечу, что, хоть и учинил полицмейстер Константину Аркадьичу ужаснейший нагоняй, на том все и закончилось, и никаких негативных явлений: понижения по службе, задержки в чине или чего иного – не последовало. И тоже понятно – околоточный надзиратель еще неопытен был, первое серьезное событие, можно сказать, в его околотке произошло. А участковый пристав, которому бы и подсуетиться, и карты, как говорится, в руки взять, и с которого весь спрос – участковый временно выбыл. Но разнести же кого-то надо – не на квартиру же к участковому приставу ехать, тем более, что человек в запое, так что и не уразумеет даже, чего от него хотят.
— Ну что, брат Холмс, поперли нас из участка? — это Леня Квасницкий сказал, доставая портсигар (портсигар был богатый: золотой, с бриллиантом, в крышку вделанным, и дарственной надписью, платиной гравированной – папаша Квасницкий, Борис Львович, на окончание университета подарил). Папиросы Квасницкий курил контрабандные, турецкие: тонкие, коричневые, с золотым ободком. — И правильно, между прочим, сделали. Они дело делают, работают, а для нас – баловство, игра в детективов…