– Свенельд.
– Све-нельд – по слогам протянула она, – звенит как колокольчик,– и, по привычке, оглянувшись у выхода, добавила, – ты храбрый муж, не беспокойся о себе, мы умеем ценить отвагу врагов.
– Я не враг тебе! – выкрикнул я, испугавшись, что она не услышит.
– Верю, – донесся до меня ее спокойный голос.
Во время моего лечения я видел только Нату, и у нас с ней установились странно-доверительные отношения. Мы рассказывали о себе безоглядно и с радостным облегчением то, что не доверяли никому, замечали малейшие перемены в нашем настроении и, догадываясь, чем они вызваны, с нетерпением ждали новых встреч, но в нашем общении присутствовала и некая сама собой образовавшаяся граница, переходить которую мы не решались. Для нее это был Рюрик и его первостепенная цель – создание объединенной державы, для меня – гибель дружинников, по наущению человека, несомненно, ей близкого и уважаемого. Странным для меня было и то, что впервые так открыто я общался с женщиной и не испытывал никакого неудобства. Может быть, мы видели друг в друге всего лишь лекаря и больного, может быть, боги с первой встречи посеяли между нами семена благоухающих цветов, пленительный нектар которых пьянил нас все больше и больше. Мы легко могли бы перескочить и к запретным темам, но не знали, чем все закончится – полным доверием или полным разрывом – и предпочитали пока не рисковать.
Народ, пленивший нас, называл себя шехонцами и издавна жил на берегах вялотекущих рек, зыбучих болот и дремучих лесов. Весной реки широко разливались, и в речной пойме гнездились тучи уток, а рыба шла на нерест так, что вода кипела и пенилась от огромных щук и судаков, словно во время морского прибоя. Трава в низменных долинах, когда вода отступала, вырастала в человеческий рост, и в шехонских семьях было принято держать не по одной корове. Большинство мужчин занимались охотой на кабанов, бобров, лосей, зайцев, волков, лис, но медведи жили беззаботно и беспечно, разоряя коровники, хранилища с овсом, а иногда наведываясь и в человеческие жилища. Шехонские охотники не боялись грозных лесных хозяев, просто медведь с незапамятных времен почитался как прародитель племени, и охота на него была запрещена.
Шехонцы уходили в леса, если приближался богатый и хорошо охраняемый обоз, что случалось нечасто, или встречали путников радушно и хлебосольно, если видели их малочисленность и нужду, но всегда предпочитали хранить в тайне зыбкие проходы среди топких болот, защищавших их лучше каменных замков и крепостей. Только немногим воинам разрешалось покидать пределы тщательно охраняемой территории, используя древние, едва заметные проходы в гнилой топи. Зимой, когда болота замерзали, шехонцы старались жить еще тише и неприметней, но в случае нежданной опасности они могли быть жестоки и беспощадны, в чем я смог убедиться на собственном опыте.