Сложность заключается еще и в том, что «договорные» имелись и у царандоя, и у местных афганских властей. Если наша разведка обнаруживала базы душманов или скопление мятежников, решение об уничтожении их принимал Совет обороны провинции, куда входят представители местных партийных органов, народной армии, царандоя и командования советских войск. Однако нередко базы находились в кишлаках, подконтрольных договорным группам душманов. И тогда согласие на боевую операцию Совет обороны не давал. Но даже если и принималось такое решение, вражеская разведка сразу узнавала о нем. Ничего странного или удивительного в том не было, своих агентов антиправительственные формирования имеют фактически в каждом кишлаке, особенно в районах дислокации советских гарнизонов.
Все это мне невольно пришлось вспомнить буквально на следующий день. Мы только что вернулись из баграмского медсанбата и, не теряя времени, вместе с Михаилом Цюпко отправились в роту. Войдя в казарму, спросили смотревших телевизор солдат, где найти командира роты, и постучали в указанную дверь. Навстречу нам с койки поднялся старший лейтенант в накинутом на плечи бушлате.
— Простите,— закашлявшись, виновато проговорил он,— знобит что-то.
Узнав, что мы хотели бы поговорить с кем-нибудь из боевых танкистов, кивнул и, приоткрыв дверь, крикнул:
— Дневальный, найди старшего сержанта Живова, рядового Бордака и давай их срочно ко мне.
Потом снова уселся на койку и, закурив, сказал:
— Отличные ребята, а в бою сразу видно, кто чего стоит.
— Значит, и здесь встречаются всякие? — спросил Цюпко.
— Как и везде. Да только бои здесь не учебные, правда, этого некоторые так и не успевают понять.— Он глубоко затянулся.— Меня ведь, как и любого другого офицера, до службы в Афганистане учили военному ремеслу в условиях, максимально приближенных к боевым. Я и здесь долго воспринимал все происходящее в учебном порядке — ребята мои падали под пулями, подрывались на минах, а я словно ждал, что они вот-вот встанут. Но однажды меня оглушила мысль: а ведь они никогда уже не поднимутся! — и что-то во мне повернулось и заныло, как осколок. Да я точно знаю, что мы все, «афганцы», останемся с такими осколками в груди. Если останемся живы. Там, в Союзе, об этом всякому не расскажешь, да и не поймут, раз не испытали.
Кашель заставил командира на несколько минут прерваться.
— Из нас Афганистан уже не выветрится, как та пыль, которой мы наглотались вдоволь,— продолжал он затем.— Война, считайте, заканчивается, свою задачу мы выполнили. В афганских горах погибли тысячи советских солдат. Надо, чтобы все узнали правду о мужестве и стойкости наших парней...