Их охватила тревога, захотелось, чтобы быстрее взошло солнце. Даже Нафиса, изменив своей привычке балагурить, умолкла, замкнулась в себе.
Нет ничего тягостнее ожидания боя.
Туман таял, обнажая голые поля, сады с белой пеной цветущих яблонь, неясные очертания дальних домов и дувалов.
Со стороны города — там находился командный пункт операции — буднично и бесшумно прочертила серое небо искра ракеты.
— Началось,— облегченно вздохнула Фазиля.
Девушки вылезли из кабины, обнялись. Нафиса и Робия присоединились к своей группе, которая уходила на рубеж атаки, а Фазиля с подругой осталась на месте. Кишлак Шолбофон был рядом, на виду. Первая цепь уже втягивалась в сады и улочки. Фазиля отчетливо видела фигурки солдат, перебегавших от одного укрытия к другому.
Выстрелы приглушенно, как из-под слоя ваты, раздавались откуда-то издалека, из соседних кишлаков, где действовали другие отряды, а Шолбофон пока молчал. Неужели еще накануне ушел Каюм, почуяв опасность? Или так крепко спит, что позволит взять себя без единого выстрела? Нет, на него это непохоже.
Первая цепь уже целиком втянулась в кишлак. Светало. Но по-прежнему было тихо.
— Кажется, мы напрасно потеряем день,— сказала Зарагуль.
Фазиля предостерегающе сжала своей рукой ее запястье:
— Подожди. Это очень большой кишлак. Я чувствую, что Каюм там.
Приказ идти вперед девушки получили, когда взошло солнце. Судя по ожесточенной стрельбе, доносившейся издалека, бой шел в соседнем кишлаке. Над Шолбофоном же мирно кружили ничем не потревоженные голуби.
Отряд Латифа осмотрел первый дом. Он оказался пустым, хотя по всему было видно, что хозяева ушли совсем недавно: в очаге тлели угли, во дворе кудахтали куры. В следующем доме нашли дряхлую старуху — она забилась в темный угол, закуталась до глаз в старый платок и смотрела на бойцов испуганным взглядом. В соседних домах картина повторилась: или ни души, или полуживые старики, которые, завидев цепь, жались к стенам, а на все вопросы отвечали одинаково: «Ничего не знаем, никого не видели».
Куда же подевались остальные жители? Скот на месте, в домах не остыли очаги — и никого... Наконец терпение Латифа лопнуло, и когда в одном из дворов они опять увидели старца, пытавшегося укрыться за кучей навоза, Латиф резко поднял автомат и спросил, где душманы и куда подевались жители. Старик вместо ответа упал перед ним на колени:
— Пощади, добрый господин! Не спрашивай меня ни о чем. Если Каюм узнает, что я говорил с тобой, он сдерет с меня и с моих детей кожу.