Все в мире подвластно времени. Изменился и сам Нар Вильсон. Тогда ему шел восемнадцатый, сейчас уже сорок с лишним. Он раздался в плечах, ладони стали широкими и заскорузлыми, поседели виски, время набросило сеть морщин на смуглое лицо. Жизнь текла, как река летом,— плавно, размеренно и неторопливо.
Нар рыбачил, охотился, немного занимался контрабандой. Контрабанда ему не нравилась, но что было делать? После того как по лесам прошлись американские компании, дичи осталось совсем мало. Исчез ламантин из устья Коко, за кабаном и то приходилось бегать.
Рождались дети, росли, взрослели. Старшие, женившись, поставили свои дома неподалеку, за изгибом берега, на зеленом низком мысу. Пошли внуки. Так жили все вокруг, не замечая времени. Годы выделялись лишь богатыми уловами и вспышками численности зверья в сельве. Казалось, в мире ничего не происходит. Вести с запада, с Тихоокеанского побережья, приходили редко, еще реже приезжали оттуда новые люди.
Нар с детства помнил важного толстого сержанта, начальника поста пограничной стражи в Тара, которому отец еженедельно платил мзду за контрабанду. Потом так же аккуратно начал выплачивать ее и Нар. Это была власть военная. Досточтимый Питер Бонд олицетворял собой власть духовную. Священник Бонд, как и сержант, жил в поселке с незапамятных времен. Крестил и наставлял Нара, потом детей Нара, внуков...
Перемены наступили неожиданно. Вдруг исчез сержант. Говорили, он удрал в Гондурас, переплыв Коко на лодке. А Бонд начал рассказывать в проповедях непонятные вещи о каких-то сандинистах, которые хотят лишить всех индейцев демократии. Потом Питер Бонд и вовсе закрыл церковь, сказав, что сандинисты запрещают молиться богу. Тогда все возмутились. Как же так, никто их не видел, этих сандинистов, а они уже не разрешают людям ходить в церковь! Особенно недовольны были старики. И когда сандинисты появились в округе, встретили их неприветливо, молчком. В большинстве своем сандинисты оказались молодыми парнями с запада, «испанцами». Горячие были ребята, собирали митинги, говорили о революции, об империализме. Но их мало кто понимал.
Постепенно буря событий утихла. Вместо прежнего сержанта в Тара появился другой — сандинистский. Он взяток не брал и не позволял заниматься контрабандой, чем вызвал гнев многих. Досточтимый Бонд вновь открыл церковь. Нар уже начинал думать, что жизнь потихоньку вернется в прежнее русло, но его надежды не оправдались. Все чаще в дом Вильсона стал заглядывать Педро, сандинистский начальник из Тара. Начиная разговор издалека, он каждый раз заканчивал одним и тем же — убеждал Нара создать кооператив. Мол, все будет как прежде и Нар сможет растить рис, бананы, рыбачить,— но только не один, а вместе с другими крестьянами. В словах сержанта Нар Вильсон чувствовал смысл и правду: действительно, он, его старшие сыновья да и соседи, работая вместе, смогут зажить лучше и без контрабанды. Но, осторожничая, Нар отмалчивался, делал вид, что не все понимает. Педро говорил по-испански, а этот язык Нар и на самом деле знал очень плохо.