Джентльмен, которого я нашел за регистрационной стойкой отеля, в соборе Парижской Богоматери чувствовал бы себя как дома. Правда, горб ему заменял огромный живот, а если он и брился этим утром, то уж очень тупой бритвой, которую давно следовало сменить. Он долго и тщательно заносил данные моего паспорта в регистрационную книгу, и пузырящаяся на губах слюна грозила капнуть на только что заполненные графы.
Называя паспорт «моим», я ввожу вас в заблуждение. На самом деле принадлежал он проживающему в Париже английскому адвокату Дейвиду Джеймсу Берку и попал ко мне, когда несколькими месяцами раньше я посетил его квартиру. Сам господин Берк в это время находился в отъезде, о чем я узнал от одного нашего общего знакомого, который пригласил нас обоих послушать оперу «Мадам Бовари». Я отказался, решив посвятить вечер другому, более приятному занятию, и эта вылазка принесла мне крупную сумму наличных и новенькие наручные часы, не говоря уже о паспорте. Обычно документы я не беру, но тут, заглянув на последнюю страницу, с удивлением обнаружил, что мы очень уж похожи. Согласно паспортным данным, родился господин Берк на год раньше меня. Судя по фотографии, волосы у него были чуть темнее, и стриг он их короче меня, но я не сомневался, что при беглом взгляде на фотографию никто не скажет, что это не мой паспорт. Но так уж вышло, что портье отеля на фотографию, похоже, не глянул вовсе. Его интересовал исключительно номер паспорта господина Берка, который, согласно инструкции, требовалось внести в регистрационную книгу.
Комната обошлась мне дороже, чем я ожидал, и меня это удивило, потому что внутри отель выглядел еще более обшарпанным, чем я себе представлял. Линолеум в вестибюле покрывал толстый слой пыли, и даже тусклый свет не мог скрыть грязь, въевшуюся чуть ли не во все поверхности. Туристические буклеты, что стояли на стенде, устарели, краска на них выцвела, и создавалось впечатление, что их украли с какого-то уличного стенда в конце восьмидесятых годов прошлого столетия.
Лифт, возможно, и имел место быть, но, протянув ключ от номера и вернув паспорт, Квазимодо меня к нему не направил; поэтому я подхватил пустой чемодан, который принес с собой, и начал подниматься по лестнице. Под ногами лежал грязный, вытертый до дыр ковер, перила шатались. Я поднялся на два этажа и остановился, чтобы понять, насколько активно используется лестница. Шагов не услышал. Меня окружали тишина и затхлый запах никогда не проветриваемого помещения.
Я продолжил подъем. Если бы меня остановили, я прикинулся бы заблудившимся маразматическим стариком или американцем и позволил бы отвести себя к моему номеру на втором этаже. Мог бы даже часок полежать на кровати, прежде чем предпринять вторую попытку. Но, как выяснилось, беспокоился я напрасно. На лестнице мне никто не встретился, я поднялся на самый верх и через плохо пригнанную к косяку незапертую дверь вышел на крышу.