Впрочем, религия и светское государство в Европе порой входят в столкновение не только по поводу христианских обычаев и ритуалов. Весьма показательный пример — решение Кельнского суда в июне 2012 года, запретившего обрезание по религиозным мотивам в земле Северный Рейн — Вестфалия, посчитав его нанесением увечий ребенку, не способному самостоятельно распоряжаться собственным телом. Хотя решение ограничивается лишь одной федеральной землей, легальность обрезания в Германии оказалась поставлена под вопрос, многие медицинские центры отказываются проводить детям соответствующую операцию в отсутствие медицинских показаний.
Мусульманские и еврейские объединения в Германии неоднократно выступали с гневными заявлениями по поводу закона — и получили поддержку, в том числе со стороны немецких католиков и протестантов. Канцлер
АнгелаМеркель
делала успокаивающие заявления, что ситуация будет урегулирована. Тем не менее решение суда не отменено, а 45% граждан, согласно летним социологическим опросам, поддержали решение суда, при этом примерно столько же граждан заявили о своем несогласии с запретом. Это даже позволило социологу
ХайнеруБилефельду
заявить о «новом расколе в немецком обществе». Даже если такая оценка — сознательное преувеличение, разделение по вопросу, прежде не вызывавшему никаких разногласий, все же явление новое.
Здесь можно вспомнить рассказ Бабеля «Карл Янкель» о советском процессе по поводу незаконного обрезания, в котором проведший обряд Нафтула Гечик говорит, обращаясь к прокурору: «И вот мы видим, что вы выросли большой человек у советской власти и что Нафтула не захватил вместе с этим куском пустяков ничего такого, что бы вам потом пригодилось». Однако германский прецедент не повод для шуток. Это один из примеров тех пределов, которые сейчас обнаруживаются в секулярном подходе к общественным проблемам.
Собственно, прецедент этот можно представить, как конфликт институтов — религиозных и светских — за право контролировать принятие определенных решений о человеке, в данном случае связанных с его телесной неприкосновенностью.
«Вся тема постсекулярности вырастает из веберовского взгляда. Макс Вебер ставил во главу угла те или иные человеческие действия и их смысл, — рассуждает социолог религии, преподаватель ГУ—ВШЭ
АлексейТитков
. — В его картине человеческие действия по мере развития общества становятся все более рациональными и все менее связанными с монизмом. Поэтому происходит постепенное разделение тех или иных действий, с определением смысла каждого. Условно говоря, если раньше ты искал чувство братства в религии, то теперь можешь записаться в студенческий союз и проводить светские пирушки, удовлетворяя те же потребности».