— Какие разные вещи вы путаете! — возмутилась Рузанна.
Грант не спорил. Он только сказал:
— Нужно поверить, что я сделаю настоящее. Тогда все окажется возможным.
— А вы сами верите?
— Сейчас безусловно. И работая — буду верить. А потом скажу себе: «Что ты сделал? Картину на стене ресторана? Там ей и место!» И забуду о ней. Пока у меня всегда так. Но, начиная работу, надо верить. И чтобы мне помочь, тоже надо верить.
— Но чему? — Рузанна была сбита с толку. Ведь сейчас Грант говорил против самого себя. Так она, привыкшая к точным, определенным понятиям, понимала его слова.
Художник посмотрел, как ей показалось, грустно и с осуждением. Рузанне стало неприятно. Она уже не хотела его обидеть. Она уже приняла его правоту.
— У меня требовали эскизы. — Грант соскочил с лестницы. — Я сделал. Очень приблизительно, но посмотрите.
Из-за листов фанеры, прислоненных к стене, он достал большой альбом.
В зале было темновато. Пришлось встать под самую лампочку. Художник перелистывал страницы. На каждой была изображена тяжелая ледяная пирамида большого Арарата и изящный конус малого. Бежала дорога, обсаженная тополями. В долине курились синие прозрачные дымки города.
Рузанна видела много картин, изображающих вечную гору. На рассвете и на закате, в облаках и под ясным небом, озаренную луной и освещенную солнцем. Арарат, безучастный в своем величии, возвышался над землей. В работе одного большого мастера Рузанну когда-то поразила тоненькая желтая ромашка, изображенная на переднем плане. Глядя на нее, можно было ощутить терпкий степной запах. Цветок был одинок и ничтожен перед сумрачным массивом горы. Он вызывал раздумье о бренности живущего.
Все привыкли к такому изображению Арарата.
На эскизах Гранта у дороги, уводящей вдаль, стояла белая сквозная колоннада. Она казалась ярче ледяной шапки. На другом рисунке над горами, озаренными солнцем, летел самолет. По дороге бежали машины. Поражали необычные краски: сиреневые тополя, лиловые тени, дымчато-розовый город.
Наконец Рузанна поняла:
— Похоже на вид из моего окна… Рано утром или на закате… Очень похоже! Особенно когда летит московский утренний самолет.
— Это мой Арарат. — Грант захлопнул альбом. — Я увидел его таким с детства. С автострадой, с самолетами… Это не индустриальный пейзаж. Так я вижу. Так чувствую. Так понимаю.
Он снова сунул альбом за фанеру. Он первый напомнил о том, что надо идти домой.
Улицы были пустынные, дома темные. Глубокая ночь. У ворот Грант опросил:
— Что мы будем делать завтра?
— Все, что сможем, — ответила Рузанна.
С утра заместитель министра Апресов, не заезжая на работу, отправился на объекты. В три он был вызван на совещание в райком партии. Оставалось только ждать.