Авторские колонки в Новой газете- сентябрь 2010- май 2013 (Генис) - страница 120

Страх, который они нам внушают, вызван обратной перспективой: не отсюда — туда, а оттуда — обратно. Стрела времени направлена в будущее. Чего бы мы от него ни ждали, оно — не сзади, а впереди, там, куда ведет путь из могилы. Живой труп — инверсия нормы и изнанка человека. Возвращаясь из могилы, наши близкие теряют все, за что мы их любили, превращаясь в собственную антитезу.

Не удивительно, что у вампиров плохой характер: им нечего делать ни по ту, ни по эту сторону. Завязнув на границе, они не отходят от кладбища, и мы приходим в ужас от такой вечности, которая, в сущности, мало чем отличается от обещанной Достоевским банки с пауками. Усвоив «Дракулу», мы знаем, откуда они приползли.

Source URL: http://www.novayagazeta.ru/arts/50095.html

* * *

Перипатетик - Культура - Новая Газета

Сократ умел так глубоко задумываться, что современники считали его одержимым, а мы — кататоником. Однажды, во время неудачной кампании Пелопонесской войны, он размышлял всю ночь на морозе, не двинувшись с места. Тем же искусством владел Эйнштейн, который думал часами, не меняя позы. У Аристотеля, однако, мыслили прогуливаясь, и лично я предпочитаю перипатетиков, потому что даже в кино мне трудно усидеть на месте.

— Подвижный интеллект? — спросил я монастырского настоятеля.

— Monkey brain, — утешил он меня, сравнив с обезьяной, и отправил медитировать в лес.

Мне понравилось, и с тех пор я туда ухожу каждый раз, когда надеюсь найти для текста что-нибудь красивое. Его ведь из пальца не высосешь, а тут отвлекают окрестности. Когда страстно думаешь о своем, хорошо, если мешают посторонние. Внешнее загоняет внутреннее вглубь, где мысль преет, бродит и набирает градусы. Важное далеко не всегда нуждается в нашем присмотре. То, что и впрямь нужно, оккупирует нас целиком. Японцы призывают «мыслить животом», что отчасти и делали писатели, сочиняя в кафе Парижа и Вены. В Нью-Йорке таких тоже хватает, но я стесняюсь, потому что, задумавшись, могу сесть за чужой столик и скорчить рожу. Поэтому мне лучше писать в одиночестве, причем — на ходу, подглядывая за природой.

Переведя сознание в писательский регистр, автор, как аналитик — в сновидении, видит во всем метафору, только неизвестно — чего. Как будто пейзаж — подсознание человека. Как будто он умеет говорить, но не словами, а вещами — немыми и красноречивыми, вроде паутины, растянутой между двумя ветками молодой елки. Парусом раздувшись на ветру, она сделалась видимой благодаря налипшим росинкам. Белесые ниточки складываются в строгий, как решетка Летнего сада, узор. Но стоит влаге высохнуть, и паутину опять не видно. Разница в том, что ты знаешь: она была. Вернее — есть, и ее жесткая конструкция, как план романа, служит ловушкой для мыслей и наблюдений.