— Когда я пойду в колледж, я хочу — я должен — специализироваться в чем-то важном для меня. Мама, мне очень жаль, но я больше не могу притворяться. Я не хочу специализироваться в экономике. Я не хочу быть банкиром. Я хочу заниматься экологическими проблемами.
Я понимала, что должна сохранять выдержку и спокойствие, но это стоило мне больших усилий. Мне было больно и обидно за своего отца.
Эрик наклонился ко мне и взволнованно заговорил:
— Мама, постарайся меня понять. Это так называемое великое общество превращает планету в свалку, в помойку и черпает для этого средства из заведений типа «Ван Зейл». Вот почему я не могу быть банкиром ни при каких обстоятельствах. Я осознаю свою ответственность перед дедом, тем более, что Пол и близко не подойдет к банку, а Бенджамин — просто камень на шее, но я не могу изменять своим принципам и заниматься тем, во что я не верю. Представь себе, как это будет ужасно. Я буду стараться делать что-то, а потом через некоторое время я возненавижу себя за то, что потратил впустую свою жизнь... Не пытайся меня переделать, мам! Пожалуйста, позволь мне быть самим собой! Позволь мне делать то, что я хочу и могу делать!
Итак, все стало ясно. Я, конечно, нашла в себе силы скрыть свое огорчение, так как понимала, насколько оно незначительно в сравнении со счастьем Эрика. Я чуть было не повторила ошибку своего отца, пытавшегося когда-то вогнать меня в имидж Эмили, но нашла в себе силы избежать этого. И я заговорила своим голосом, а не голосом отца:
— Конечно, Эрик, ты должен заниматься тем, к чему испытываешь влечение. Я горжусь тобой, что ты нашел в себе силы сказать правду, и ты можешь рассчитывать на мою поддержку.
Он наклонился ко мне и неловко обнял. Я была растрогана его лаской, так как он обычно был очень сдержан. И я поняла причину его отчуждения: он долго оставался наедине со своим внутренним конфликтом, с тех пор как осознал, что ему суждено стать преемником деда в банковском бизнесе.
— Мам, а дед...
— Не беспокойся, я скажу ему. Может быть, не сразу. Надо выбрать подходящий момент.
Он снова меня обнял и проговорил глухим голосом:
— Но ведь он никогда не поймет, да?
— Да, — сказала я, — скорее всего не поймет. Но твой отец понял бы. Он всю свою жизнь делал не то, что на самом деле хотел делать.
Эти слова сняли с него синдром вины. Он сказал, что хотел бы лучше узнать своего отца, и мы поговорили о Сэме. Время шло. Заглянула экономка и сообщила, что обед готов. Мы пошли в столовую и присоединились к остальным. Той ночью я долго сидела одна, после того как дети ушли спать, и все думала: «Как же я скажу об этом отцу? Какие слова мне найти, чтобы он все понял?»