— Убежала? — выдохнула Тери. Она откинула голову и закатилась смехом. — Мне понравилось. Это мамаша, сучка поганая, вытурила меня.
Сегодня Джад сразу же включил магнитофон.
— О чем бы вам хотелось поговорить?
— О соитии, — не задумываясь, выпалила она. — Не худо бы провести психоанализ и выяснить, отчего вы такой правильный!
Он пропустил ее слова мимо ушей.
— Почему вы думаете, что смерть Кэрол связано с сексом?
— Потому что все напоминает мне о сексе, милый.
Она поерзала на диване, и юбка задралась.
— Одерните юбку, Тери.
Невинный взгляд:
— Извините… Зря вы не пришли в субботу вечером. Был грандиозный день рождения.
— Расскажите.
Помолчав, она произнесла тоном, в котором прозвучали незнакомые нотки озабоченности:
— А вы не станете меня презирать?
— Я уже говорил: не ждите от меня оценки ваших поступков. Единственно значимое мнение — ваше собственное. Мы сами вырабатываем для себя правила поведения. Без них нет общения с людьми. Но никогда не забывайте — эти правила искусственные.
После небольшой паузы она принялась рассказывать:
— Играл джаз. Мой муж пригласил шесть музыкантов. — Она повернула голову и взглянула на него: — А вы не потеряете ко мне уважения?
— Я хочу помочь вам. Мы совершаем поступки, за некоторые нам порой стыдно, но это не значит, что мы вправе повторять их.
Какое-то мгновение она внимательно смотрела на него, затем продолжила:
— Я когда-нибудь говорила о своих подозрениях, что мой муж Гарри импотент?
— Да.
Это был ее конек.
— Мы никогда не спали вместе с тех пор, как поженились. Он всегда, чтоб ему пусто было, находил предлог… Ну… — Она с горечью скривила губы. — Ну… В субботу вечером я перетрахалась со всем оркестром, а Гарри при сем присутствовал.
И тут она заплакала.
Джад подал бумажный носовой платок и снова сел, не спуская с нее глаз.
Ни разу в жизни Тери Уошберн не досталось чего-либо даром — за все приходилось расплачиваться. Поначалу в Голливуде она устроилась в забегаловку, вернее, в заезжаловку, куда клиенты подкатывали на своих машинах и, сидя в них, получали заказ. Львиная доля зарплаты перетекала в руки третьеразрядного театрального репетитора. Через неделю уговоров Тери перебралась к нему, где пришлось ишачить по хозяйству, а актерское мастерство демонстрировать в спальне. Вскоре стало ясно, что эти занятия ни к чему путному не приведут. Она послала его куда подальше и нанялась кассиршей в аптеку при гостинице в фешенебельном пригороде Беверли-Хиллз. Однажды, в канун Рождества, туда заскочил важный кинодеятель, искавший подарок для жены. Бросив взгляд на Тери, оставил визитную карточку и велел позвонить. На первой пробе она держалась натянуто, ничего не умела, тем не менее зацепилась благодаря внешним данным: необыкновенной красоте лица и фигуры да еще потрясающей фотогеничности.