— И как она?
— Какие — то тряпки продавала.
— Тряпки?
— Я не очень — то и рассмотрела. Что — то рваное. Хотела выручить медянку или две. Вся такая худая!
— А ребенок?
— Ребенок, господин? Я не видела. Адень сказала, что плох он, все кричит, как бы пупок не надорвал.
— А почему кричит?
— Голодный, господин. Молока у нее нет, вот и продает рванье, чтобы хоть кувшин с молоком купить.
— А где она живет?
— С матерью. Она у нее прачка, только сейчас руку обварила, стирать не может.
— Так, где она живет?
— В Осиновом тупике. А где точно, не знаю.
— А тупик этот где?
— За харчевней «Белая кобылка». Мать зовут Кратиной. Прачка Кратина. Больше я ничего не знаю.
Ну и что теперь делать? Опять забыть? Надолго ли? Ведь снова кто — нибудь напомнит или самому вспомнится. Надо бы сходить, посмотреть. Может быть, и в самом деле ребенок помер? Тогда кинуть десяток медянок этой дуре и уже окончательно забыть. Придется идти.
Харчевню пришлось искать долго, нашлась в какой — то городской дыре, где живут одни местные отбросы. Даже спросить не у кого. Нет, народ попадался, но на вид одни бомжи. Угораздило же его сюда припереться! Лешка уже несколько раз собирался повернуть обратно, но какая — то сила заставляла его искать этот злополучный Осиновый тупик. Наверное, желание решить скорее этот вопрос и со спокойной совестью вернуться в замок.
Тупик, а в нем и дом прачки Кратины обнаружились неожиданно быстро. Дом? Какая — то развалюха, как еще держащаяся и не падающая от легкого дуновения ветерка. Брезгливо морщась, Лешка вошел вовнутрь. Запахи почти такие же, как и на улице, только воздух совсем спертый. И крик младенца. Жив еще бастард — то.
Пожилая женщина с перевязанной грязной тряпкой рукой, наверное, и есть прачка Кратина. Мелькнула девочка лет двенадцати, а где же Адень?
— Что желает милорд?
Лешка не ответил, а прошел в угол комнаты, из которого раздавался младенческий плач. Писклявый грязный сверток впечатление оставил неважное. Неужели он от него? Фу! Нет, это не его. Не его! Может, стоит уйти? Наверное, так лучше. И хорошо, что этой дуры дома не оказалось.
— Лазиня, — старуха обратилась к девочке, — покачай Алеся.
Лешка уже шагнувший к двери, вдруг остановился. Алесь? Мальчишку назвали Алесем? Но это же его имя! Так, забавно перевирая имя Алексей, называла его Адень. Лешка повернулся и снова посмотрел на успокоившийся маленький сверток, который покачивала девочка. Его сын?
Сколько он так простоял, он не запомнил. Очнулся только тогда, когда на пороге появилась фигура Адени. Какая худая! Как изменилась! Девушка стояла, прижимая к груди какую — то кринку. С молоком что ли? Затем она поклонилась, и в это время сверток снова громко запищал. Девушка встрепенулась и бросилась к ребенку, уже не замечая Лешки. Достала какую — то тряпочку и, намочив в молоке, сунула ее ребенку в рот. Тот сразу замолчал и стал причмокивать губами. Так, постоянно намачивая тряпку в молоке, Адень накормила ребенка, который быстро заснул.