Если отрешиться от грязи, отхожих мест, вспоротых животов, детей, играющих с выпавшими кишками, и прочего (правда, отрешиться от этого в полной мере невозможно), можно заметить, что видеоряд наполнен множеством живописных и литературных цитат, метафор и аллюзий. Румата въезжает под арку городских ворот на осле в окружении толпы, переиначивая канонический евангельский сюжет, и по-гамлетовски разговаривает с черепом. Зимний пейзаж первых кадров напоминает голландца Аверкампа, а к середине дело доходит до «Дерева повешенных» француза Жака Калло.
Однако, признавая мастерство, с которым сделан фильм, невозможно отделаться от одного вопроса после просмотра — зачем? Сложно найти причины, по которым зритель должен выдержать эту трехчасовую экскурсию в преисподнюю (на премьере в Риме многие и не выдерживали — к концу показа зал опустел примерно наполовину). Кажется, начав рисовать свой ад, режиссер так увлекся процессом творения, что создавал уже ад ради ада. Что тоже, конечно, не ново. В то самое Средневековье, которое изображает Герман, удачно нарисованный ад противопоставлялся раю, намекая грешнику на необходимость выбора линии поведения еще в земной жизни. Самым впечатляющим ад получался у Босха, и подход Германа ему, наверное, был бы близок. За пару веков до Германа свой ад гравировал испанец Гойя, в серии «Бедствия войны» изображая освободительную борьбу испанцев с оккупантами-французами. На многих листах натурализм и жестокость выходят за рамки человеческого восприятия, но в истории они остались лучшей иллюстрацией «малой войны» — без генералов, глобальной стратегии и побед, но с ужасом, в который ввергает война простого человека, независимо от того, к какой армии он принадлежит. Найти оправдание аду Германа — задача не из легких. Философам будет чем заняться. Простым зрителям стоит хорошо подумать, прежде чем отправляться в это путешествие.
Темерев Александр
В этом году почетным гостем 15-й Международной ярмарки интеллектуальной литературы non/fiction в Москве станет Швейцария. Из страны, которая в очередной раз признана самой богатой в мире по уровню доходов на душу населения, в Россию приедут несколько десятков писателей, издателей и книготорговцев, чтобы рассказать о себе
Нынешний футуристический облик библиотека Цюрихского университета обрела девять лет назад благодаря испанскому архитектору Сантьяго Калатрава
Фото: Reuters
В Швейцарии четыре государственных языка: немецкий, французский, итальянский и ретороманский. И если немногочисленные носители последнего отчаянно сражаются за свое самоопределение, то соседние Италия, Франция и Германия обладают мощнейшим культурным потенциалом, поэтому любое произведение, написанное на соответствующем языке, неизбежно попадает в сферу их влияния. Как же в таких условиях маленькой стране удается создавать независимую литературу, выражающую национальный характер?