— Не знаю.
— Нет, вы скажите: вы в это поверили?
— Нет.
— И что собираетесь делать?
— Не знаю. Что вы хотите, чтобы я ему сказал?
— Да нечего вам ему сказать. Он много пьет, этот ваш друг?
— Да нет. Не особенно.
— Я пытаюсь помочь вам.
Билли хлопнул шляпой себя по бедру. Бросил взгляд на Эдуардо, оглядел помещение его офиса. В углу у дальней стены маленькая барная стойка. Диван в белой кожаной обивке. Кофейный столик со стеклянной крышкой.
— Вы мне не верите, — сказал Эдуардо.
— Я не верю в то, что у вас в эту девушку не вложены деньги.
— А я разве это сказал?
— Мне показалось, сказали.
— Она действительно должна мне некоторую сумму. Те деньги, что были выданы ей авансом на платья. На украшения.
— Сколько именно?
— Если бы я задал вам этот вопрос, вы сочли бы его уместным?
— Не знаю. Вряд ли я поставил бы себя в положение, когда такие вопросы задают.
— Вы думаете, я торговец белыми рабынями.
— Я этого не говорил.
— Но вы так думаете.
— Что вы хотите, чтобы я ему сказал?
— Да какая разница.
— Ему, наверное, есть разница.
— Ваш друг охвачен неразумной страстью. Что бы вы ему ни сказали, его это не убедит. Он вбил себе в голову некую сказку. О том, как все должно быть. В этой сказке он будет счастлив. Что в этой сказке не так?
— Скажите мне.
— А не так в этой сказке то, что она вся выдумана. Люди часто рисуют в голове картинки того, как и что должно быть в этом мире. И как в этом мире они будут жить. И мир, и жизнь в нем может обернуться для них очень по-разному, и лишь одна его форма никогда не реализуется, а именно та, которую должен принять мир, существующий в их мечтах. В этом вы мне верите?
Билли надел шляпу.
— Спасибо, что уделили мне время, — сказал он.
— Да не за что.
Билли повернулся к выходу.
— Но вы не ответили на мой вопрос, — сказал Эдуардо.
Билли вновь повернулся к нему. Окинул сутенера взглядом. С его элегантно отведенной сигарой в расслабленных пальцах, с его дорогими туфлями. В помещении без окон. Обставленном так, будто все его убранство, вся мебель сюда привезена и установлена единственно для этой сцены.
— Я не знаю, — сказал он. — Наверное, скорее верю. Но мне не хочется говорить этого вслух.
— Почему?
— Мне это кажется своего рода предательством.
— Разве правда может быть предательством?
— Кто его знает. Все же некоторые получают, чего хотят.
— Никогда. Ну разве что на краткий миг, чтобы тут же вновь потерять. Или чтобы мечтателю было доказано, что мир его мечты, воплотившись, становится не тем, которого он так жаждал.
— Это да.
— Этому вы верите?
— Я бы сказал, конечно…
— Ну так скажите.