– Да-да, простите, ради бога, – покраснел Левин и, отойдя в угол, стянул сапоги, оставшись в толстых мохнатых носках из собачьей шерсти.
– Ну вот, – весело сказала Анна, когда Левин вернулся в кресло, – совсем другое дело. Эти носки вам очень идут… Стива, mon ami, налей мне немножко мартини, если есть. Хочу выпить с вами. Долли, может, присоединишься? Нет? Зря, тебе не помешало бы… Ну, Левин, рассказывайте нам деревенские новости. Покосы, надои, страда и прочие сельские вкусности. Почем нынче овес?
– Овес? – Левин озадаченно посмотрел на Анну, но спустя мгновение его взгляд прояснился: – Ах, это шутка?
– Да, Костик, шутка. Всего лишь шутка.
– Смешная, – неуверенно сказал Левин.
– Да не очень. – Анна махнула рукой. – Шутки мне не удаются. Так что простите.
– Ну что вы, что вы… Совершенно не за что. Это я неважно понимаю юмор.
Облонский вернулся к камину, неся на подносе графин с водкой, налитую до краев рюмку, аккуратно нарезанный соленый огурец и бокал мартини для сестры. Поставив поднос на причудливо инкрустированную столешницу, он уселся в свое кресло и отсалютовал другу полупустой бутылкой коньяка:
– За встречу.
– За встречу.
– С приездом, Костя.
Они выпили. Левин, кряхтя, взял кусочек огурца, шумно занюхал и осторожно положил обратно.
– Скажи на милость, какими судьбами ты тут? – Облонский откинулся на спинку кресла. Голос его звучал беззаботно, но взгляд был цепким и тревожным.
Левин пожал плечами и растерянно посмотрел на присутствующих.
– Признаться… Не помню. Мне казалось, ты пригласил. Но когда и по какому поводу… Забылось как-то. Будто крепко заспал это дело. А я что, не вовремя?
Облонский не ответил. В комнате вдруг стало очень тихо. Так тихо, что все услышали, как шипит смола на горящих поленьях.
– Значит, ты тоже… – медленно сказал Облонский.
– Что значит тоже?
– У нас с Долли такая же история.
Он взглянул на жену, словно ища поддержки, но та была погружена в свои мысли, и Облонский понял, что волнуют ее вовсе не те вопросы, что его.
– Чудно, – хехекнул Левин. – А вы, Анна?
– Я помню только лодку, – ответила она. – Всплески воды, постукивание весел в уключинах, туман и скрытая за ним фигура лодочника. Даже не фигура, а просто смутная тень, сгусток тумана… Вот и все. Тем не менее у меня стойкое ощущение, что я там, где должна быть. Вот как раз это меня по-настоящему и удивляет. А вы, Костя, как добрались?
– Да все то же. Только без лодочника. Я сам люблю грести. Хорошая разминка. И для тела полезно, и для души. Успокаиваешься, когда долго гребешь. Или вот, к примеру, косить… – Левин оживился. – Косить я тоже очень люблю. Целый день на покосе повпахиваешь, так к вечеру другим человеком себя чувствуешь. Будто заново на свет народился. Руки гудят, ноги гудят, поясницу ломит, а ты все равно счастлив. На душе легко, свободно… Еще копать очень люблю. Правда, меньше, чем косить, – пачкаешься сильно. Но зато запах земли. Я ведь, знаете, сколько за свою жизнь накопал? Ого-го! Бывало до кровавых мозолей все копаешь-копаешь, копаешь-копаешь… И радостно так, светло. А еще можно пилить…