Подростки мы были прокудливые, но тут были свои правила. Обнести сад или стащить с фермы утку, чтобы испечь её в глине и съесть, это, конечно, воровство, но как бы ненастоящее. Настоящим воровством было покушение на личную собственность. Любители пошарить в карманах или стащить что-нибудь из дома, получив своё по морде, становились изгоями. Со временем мы выросли из этих глупостей. Но не все. Володька остался. Вначале для него в этом был некий спортивный азарт, а потом втянулся. Но всё было по правилам, то есть у людей он не крал, а стащить что-нибудь в колхозе совесть ему позволяла. Специализировался он на всякой живности, но любимым объектом были поросята, которых он ласково называл «пятачками». Впрочем, этот выбор диктовался спросом. Действовал он осторожно и всегда в одиночку, поэтому и не попадался много лет. Милиция давно мечтала его взять, но это им не удавалось. До поры, конечно.
Его делами я не интересовался, но однажды он попросил помочь в одной своей операции. Это было даже не воровство, а неравноценный обмен, хотя при желании за него могли и посадить. Я согласился из любопытства. Всё-таки не часто можно увидеть корову в сапогах. Один не шибко умный мужичок нанял Володьку обменять свою яловую корову на колхозную удойную. Я сразу отметил идиотизм затеи. Володька объяснил, что идиотизмом страдает заказчик, а его дело исполнить, и получить гонорар. Был стойловый период, поэтому Володька и придумал обуть корову для маскировки следов. От меня требовалась помощь в переобувании во время обмена. Забавно было видеть бурёнку, чинно шагающую в четырёх сапогах. Причём задние сапоги были старыми кирзовыми, а передние женскими резиновыми сапожками. Всё закончилось предсказуемо. Утром подмена сразу обнаружилась, и хотя следов на весеннем снегу не было, зав фермой сразу нашёл решение задачи. Он выпустил коровку на волю, и пошёл вслед за ней. Корова вовсе не ходячий кусок говядины, как думают некоторые, а вполне сообразительное животное. Она прямиком, уже босая, притопала к своему двору. Заведующий надавал незадачливому махинатору по шее, и заставил отогнать колхозную бурёнку на место. Вернувшись, бедняга получил от жены. По ошибке, он вместо старых использовал недавно купленные женой сапожки. Этими испорченными сапогами она его и отходила, и опять по голове.
Я никогда не говорил Володьке о вьющейся верёвочке с обязательным концом, потому что он сам это знал, и заранее смирился с неизбежным. В конце концов, его посадили. Володька это сильно переживал. К тюрьме он был морально готов, а досадовал на то, каким путём туда угодил.