Расплатившись с ними, Тарон сопроводил их до двери, один из работников не выдержал и сам себе под нос проговорил:
– М-да, среди стольких зеркал в этой комнате можно и с ума сойти.
Но Тарон не обратил внимания, не придал этим словам значения, поблагодарив, он поспешил закрыть за ними дверь. С довольным видом он подошел к одному из зеркал и провёл по нему ладонью, будто не веря своим глазам. В радости он перецеловал и потрогал все зеркала в комнатах.
– Теперь никто не заберет тебя от меня, Малыш. Я смогу тебя защитить от них, больше никто и ничто не будет нам угрожать или пугать.
Виляя хвостом, Малыш, став на задние лапы, поставил Тарону на грудь передние лапы и начал облизывать его лицо, словно хотел сказать, что теперь всё будет хорошо.
Когда вновь наступила ночь, уже по привычке Тарон запер комнату Рупена и, проверив окна и двери, вошёл в спальню. Обняв Малыша, оглянулся, вновь убедившись, что они с Малышом одни, потрепал ласково того за ухом и, смотря в его полные доброты глаза, сказал:
– Вот теперь они точно не придут.
Вдруг Малыш подскочил и побежал в дальний угол комнаты. Возвратившись, он держал в зубах небольшой мячик, и хвост его крутился, словно пропеллер.
– Хочешь поиграть? – задал вопрос Тарон.
Кинув мячик, Малыш несколько раз прогавкал, давая понять, что желает поиграть с Тароном. Улыбнувшись, Тарон ловко забрал у Малыша мячик и бросил в сторону коридора. И тут же Малыш галопом, вскидывая задние лапы, помчался вслед за мячиком. Скача по коридору, он вдруг остановился как вкопанный, почувствовав другой запах и дыхание, такое знакомое, но это не был его хозяин. И от обладателя знакомого запаха не исходила опасность. Малыш обернулся в сторону Тарона и посмотрел ему в глаза. В них был свет неожиданной радости и тот блеск, что появлялся, когда Тарон рассказывал ему о сыне и Нелли.
А Тарон, задержав дыхание, с колотящимся сердцем смотрел на того, кто стоял напротив.
– Рупен, сынок… – выдохнул он. Его сердце взрывалось от тоски по сыну, всё, чем он жил, дышал, что имел в жизни, всё было связано с сыном, все радости и печали. И Нелли ушла от него, его любимая жена…
Тарон смотрел на синий, связанный руками любимой, свитер Рупена и на темно-коричневые, с тонкими лампасами, штаны. И поразился тому, что Рупен был босой. Ошеломленный отец протянул руки навстречу сыну.
– Рупен, я так истосковался по тебе, – шепнуло, дрожа, его отцовское сердце. – Где же ты был всё это время? Сынок, сынок…
Тарон, подходя ближе, еле дышал, эта тоска перехватила дыхание и сжала его грудь в ком.