Евсеев далеко перешагнул стадию «мои аплодисменты». Он взялся декламировать стихи собственного сочинения «таинственной незнакомке», которая локтями и невидящим взглядом упёрлась в стол. Анатолий сравнивал её глаза с агатами, слёзы с бриллиантами, а щёки почему-то с рубинами.
– Издай сборник собственного сочинения, – посоветовал приятелю Веня. Стихи Евсеева тронули его затуманенный спиртом мозг.
– Это единственное стихотворение, которое мне удалось «родить». Три дня и три ночи я бился над рифмой и ещё неделю силился вложить в рифму смысл. Иногда у пьяных женщин мои вирши находят отклик. Особы более разборчивые предпочитают Блока или сонеты Шекспира. Но думаю на мероприятиях вроде этого, – Анатолий обвёл столовую стекленеющим взглядом, – знание классики не обязательно. А вообще, если хочешь покорить женщину языком – выключи свет и раздень её.
К Венедикту подсела неуёмная Елена Валерьевна. Не находя повода выпить она предложила традиционный брудершафт. Скутельник напомнил, что они давно на «ты».
– Тогда давай перейдём на «вы», – заявила руководительница хора, – очень целоваться хочется!
Чиновница смерила парочку гневным взглядом, что-то высказала мужу на ухо, после чего оба покинули зал. Горчакова, наблюдавшая за этой сценой со стороны, вздохнула. Венедикт, казалось, был всецело поглощён разговором с Еленой Валерьевной. Наталья Игоревна потянулась к вазе с яблоками. Когда её взгляд скользнул по буфету у противоположной стены, в стеклянной дверце отразились глаза Скутельника, внимательные и насмешливые.
Евсеев убедил Веню не возвращаться на родину, пока последний пучок резинки для трусов не обратится в жёлтый металл или, по крайней мере, в румынские леи. Резинки осталось много, больше половины хозяйственной сумки Евсеева. За один-два дня Анатолий рассчитывал управиться. Бросить товарища на чужбине Веня не мог. Хористы, примкнувшие к ним культпросвет работники и спекулянты, с песнями и наличностью уехали в автобусах, оставив «невозвращенцев» за границей.
Интернат пришлось покинуть. К ночи предстояло найти жильё. По совету «Буржуя» приятели с сумками встали близ привокзальной площади. Здесь, по его мнению, могут предложить постой. Он оказался прав. Время от времени старушки или женщины подходили с предложениями сдать комнату, но цена не устраивала Евсеева. На город спускались сумерки. Улицы опустели. Улыбалась перспектива заночевать под открытым небом. Веня обернулся на прикосновение к спине. Тридцатилетняя женщина со скорбным лицом в чёрном платке на голове, чёрной юбке и чёрном полупальто предложила комнату. Евсеев отказался. Женщина ушла. Скутельник не проронил ни слова упрёка. Он знал: лучший способ избежать неудач – это действовать заодно. Настроение приближалось к нулевой отметке, когда за спиной вновь послышались шаги. Женщина в трауре вернулась. Она согласилась на цену Евсеева. Ни у парней, ни у неё не оставалось выбора. Это Веня и Анатолий поняли, войдя в небольшую квартиру, куда привела их хозяйка. Из-за двери одной из двух комнат торчали головы девочки и мальчика, погодков четырёх и пяти лет, и бабки в сером платке росточком на две трети головы повыше старшего ребёнка.